Книга Вообрази себе картину - Джозеф Хеллер

Всякий раз, как наступал мир, он наступал вопреки желанию очередного принца Оранского.

Существует анекдот про чистосердечного купца из Амстердама, приехавшего в Гаагу. Когда принц Фридрих Генрих пожурил его за торговлю с вражеским Антверпеном, купец бесстрашно ответил:

— Я не только буду и дальше торговать с вражеским Антверпеном, но если бы мне ради наживы потребовалось пройти через ад, я бы, пожалуй, рискнул опалить паруса моих кораблей.

Кромвель сказал о голландцах, что они предпочитают барыш благочестию. На это купец из Амстердама, пожалуй, ответил бы, что не видит между ними разницы.

— Клянусь Богом! — несколько позже, во время второй англо-голландской войны, воскликнул, по словам Сэмюэла Пеписа, инспектор Королевского флота. — По-моему, дьявол гадит голландцами.

Когда в 1625 году Мориц естественным порядком скончался, пост штатгальтера унаследовал его младший брат, принц Фридрих Генрих, ставший, как оказалось впоследствии, главнейшим из покровителей Рембрандта, ибо он приобрел у художника больше картин, чем кто-либо другой, — по меньшей мере семь полотен на религиозные сюжеты, пять из которых посвящены Страстям Господним, а также портрет своей жены Амалии ван Сольмс.

Скорее всего, Рембрандта порекомендовал Фридриху Генриху его секретарь, Константин Хейгенс, писатель, отличавшийся широтою литературных и художественных интересов.

Его сыну, Кристиану Хейгенсу, предстояло впоследствии приобрести международную известность как выдающемуся физику: он усовершенствовал линзы телескопа; правильно интерпретировал структуру колец вокруг Сатурна; открыл его спутник, Титан; первым использовал в часах принцип маятника; разработал волновую теорию света, в противоположность корпускулярной теории Исаака Ньютона; сформулировал для световых волн «принцип Гюйгенса», гласящий, что каждая точка волнового фронта является источником новой волны; и открыл поляризацию света известковым шпатом.

Аристотель с великим увлечением слушал рассказы Яна Сикса о стихах отца и несравненной математической и научной одаренности сына, хотя самого его кольца Сатурна и поляризация света известковым шпатом оставляли равнодушным.

Хейгенс-старший наткнулся на Рембрандта в Лейдене, когда живописцу только-только минуло двадцать, и превознес его до небес, утверждая, что это расцветающий талант, имеющий колоссальное значение для будущего культурного величия Голландии.

Особенно расхваливал Хейгенс Рембрандтова «Иуду, возвращающего тридцать сребреников», ребяческую работу, обличающую несравненную сноровку и сентиментальное воображение. Рембрандт еще много десятилетий зарабатывал на «Иуде», ссужая его для копирования.

Ко времени, когда Рембрандту, уже жившему в Амстердаме, исполнилось двадцать семь, Хейгенс разочаровался в нем самым сокрушительным образом и уже навсегда. Хейгенс дожил до девяноста, но ни разу не сказал о Рембрандте доброго слова.

Уцелели семь писем Рембрандта к Хейгенсу. Все они касаются картин из посвященной Страстям Господним серии, причем в пяти содержатся просьбы заплатить побольше либо заплатить побыстрее.

В 1639 году Рембрандт в спешке закончил последние две из этих картин — «Погребение Христа» и «Воскрешение Христа» — и отослал их в Гаагу, даже не дав краске подсохнуть. Именно в тот год Рембрандт и купил свой дом. Биографы приходят к выводу, что ему нужны были деньги.

VI. Роль селедки в истории человечества

12

Процесс засола сельди прямо на судах был усовершенствован в 1385 году капитаном из Зеландии, создавшим тем самым рыболовецкую и судостроительную индустрии плюс колоссальную международную торговлю селедкой, что, собственно, и заложило основы процветания страны, которой предстояло стать и величайшей из торговых империй, когда-либо виденных миром, и мощнейшей среди морских держав. По мере того как возрастало значение селедки, голландцам требовалось все больше и больше соли, каковую они закупали в Бискайском заливе, главным образом у португальцев, на деньги, вырученные от продажи норвежского леса, а также русской и польской пшеницы, которые оплачивались барышами, полученными от продажи в балтийском регионе бочковой сельди, тысячами тонн поступавшей с бессчетных рыболовецких судов, бороздивших воды у берегов Шотландии. К семнадцатому столетию добыча голландцами сельди была юридически наиболее упорядоченным из всех товарных производств Нидерландов.

Каждую весну, когда паруса рыболовецких флотилий появлялись в водах к северу от Шотландии, их защищали голландские солдаты. Голландия правила волнами. Что до суши, то скромные вооруженные силы Голландии, образованные по преимуществу из навербованных в других странах протестантских наемников и добровольцев, набранных в низших слоях общества, числились среди наилучшим образом обученных и самых дисциплинированных в Европе. Поднявшись на борт корабля, эти люди обращались в бойцов, никому не уступавших в свирепости. Не было на море и на суше никого воинственнее миролюбивых голландцев.

Когда испанцы — в 1576-м и затем в 1585-м — разорили Антверпен, морская торговля, центром которой был этот фламандский город, начала в поисках более безопасных для захода портов смещаться к северу, в Зеландию и Голландию, и со временем сосредоточилась по преимуществу в Амстердаме, предприниматели коего отличались выдающейся деловой хваткой.

Когда же испанцы — в 1580-м — аннексировали Португалию и закрыли для голландских судов Лисабонский порт, голландцы пустились в заморские странствия — на поиски экзотических товаров, которые они закупали по одной цене и которыми затем, по нелестному выражению Платона, «приторговывали» по другой, более высокой. Вслед за португальцами они проникли в Индийский и Тихий океаны и нашли здесь то, что искали, — восточные острова пряностей.

Вскоре голландцы выжали с них португальцев.

Ныне трудно себе представить, каким образом удавалось заработать на гвоздике и мускатном орехе, а также на корице с перцем деньги, достаточные для того, чтобы в Голландии мог расцвести ее золотой век; не следует, однако, недооценивать людей, ухитрившихся основать на одной только селедке процветающую национальную экономику.

В пору золотого века Голландии на воду ежегодно спускалась тысяча новых судов. Это дает в среднем почти двадцать кораблей в неделю, а ведь для достижения подобной цифры необходимо, чтобы в сорок, а то и в пятьдесят раз большее их число пребывало в различных стадиях постройки. Практически весь лес, металл, пенька, парусина и прочие материалы, потребные для строительства и оснащения этих судов, должны были поступать из-за границы, равно как и пушки, и их лафеты, и ядра, и порох.

Даже если эта цифра — тысяча кораблей в год — лжет, она лжет весьма впечатляюще, так что торговые и военные суда Голландии и Зеландии во всех мирных портах превосходили числом суда всех прочих наций, полностью вытеснив таковые с заграничных рынков и обеспечив на этих рынках монопольное влияние голландских компаний, созданных на основе правительственных концессий.

Голландской конструкции судно, называемое «flutie», превосходило все иные суда своего времени грузоподъемностью и дешевизной постройки, а команду имело самую маленькую, получавшую наименьшую плату, но зато наилучшую пищу.