Книга Имитатор. Книга четвертая. Охота на охотника - Олег Рой

Когда детдом наконец остался позади, оказалось, что хваленые «огни большого города» (ну не в своем же поселке на десять тысяч населения было оставаться!) светят не так чтобы приветливо. Без проблем принимали почти на любую стройку – учеником маляра-штукатура и тому подобное. Даже жилье выделяли – койку в шестиместной комнате общежития: умывальник в одном конце коридора, кухня в другом, душ двумя этажами ниже. Даже в детдоме комфорта было на порядок больше. Ляля устроилась – спасибо «навыкам социализации», что бы это ни значило – в интернат для хроников. Что-то среднее между домом престарелых и психушкой. Там неплохо платили и выделяли комнату – да, там же, в двух шагах от «хроников», но отдельную! И даже с собственным душем! Душ был абсолютно необходим, потому что пациенты… благоухали. Их неистребимым сладковато-гнилым запахом пропитывались вся одежда и даже кожа. Казалось, еще немного, и она сама станет такой же, как «эти»: шамкающей, полуслепой, вонючей… безнадежно старой! Как будто старость – что-то вроде гриппа.

Она продержалась, наверное, около полугода, когда в интернате появился Эльдар – он навещал не то двоюродного деда, не то троюродного дядю, не то… Ай, какая разница! Через неделю Леля уже работала в «Сладком месте». Ну официанткой, ну клиенты бывают… всякие. Но по сравнению с интернатом это был сущий рай. Она готова была Эльдара отблагодарить – но он только уголком рта дернул: оставь, мне из признательности не надобно, если впрямь что почувствуешь – тогда другое дело. Эльдар до сих пор, кажется, готов был распахнуть ей свои объятья. И при том ничего-ничегошеньки никогда не требовал! Хотя ведь мог бы, наверное… Но – видел, что не нужен ей, и – отступил в сторону. Только иногда Ляля ловила его долгий темный тягучий – безмерно тяжелый – взгляд. Так глядят, наверное, только собаки… Собаки, замученные верностью – и собственной звериной силой – до того, что не могут вцепиться в глотку истязателю… не дай бог – подать этот чертов повод…

Ляля вздрогнула: кусты справа от дорожки шевелились, постукивали странным жестяным звуком. Нет-нет, за ними никого не было, невозможно спрятаться за прозрачными зимними ветками. Никого там нет!

Сейчас – нет. А минуту назад?

Неужели кто-то за ней следит? Следовательница отправила за ней «хвост»? Зачем? Но тогда – кто? Эльдар не стал бы – зачем ему? Ведь она вправду готова была его тогда отблагодарить – единственным доступным ей (как говорили девочки, единственным, что нам по карману) способом – он сам не захотел.

Потом появился Филипп. Точнее, он не появился, а… проявился. Почему-то обратил на нее внимание. Она так и не поняла – почему. Сперва не верилось, но постепенно, Ляля, хоть и сторожилась, не уловила – как – появилось «мы». Так странно…

Недаром она не любила стариков.

Если б не та проклятая старуха, все было бы по-другому. Они с Филиппом тихонько поженились бы, накопили бы денег на квартиру, потом на квартиру побольше… Все шло бы как шло. И ей сейчас не пришлось бы вздрагивать от каждого шороха, не пришлось бы думать сразу о тысяче вещей. Обо всем думал бы Филипп.

Было бы это лучше?

Спокойнее – это точно. А сейчас до спокойствия – как до Китая на четвереньках.

Ничего. Она справится. У нее есть… маленький. То есть его пока вроде бы и нет, но он же есть! Так странно, так удивительно… Кажется, впервые в жизни у нее есть что-то по-настоящему свое…

Если бы можно было сейчас – ну хоть ненадолго – отключиться. Никого не видеть, не слышать, забиться в уголок и… поплакать, что ли? Так ведь и этого не дают! Лезут, предлагают помощь, делают вид, что сочувствуют. Сочувствуют они! Ну или готовы сочувствовать…

Когда договаривались снимать жилье, казалось, что вместе – это очень удобно. Уж как минимум трешка на троих выходит гораздо дешевле, чем однокомнатная лично для себя. Ну и удобно, да. Вместе на работу ездить, есть, если что, у кого соли-кофе-сахару перехватить. А потом как-то… что менять, если скоро и так все переменится.

Теперь все это мешало, конечно. Оглянись: не следит ли кто-то, как ты выходишь из квартиры, не дожидается ли кто-то у окна, как ты войдешь в подъезд, не подслушивает ли, как ты набираешь номер… или бьешься в подушку, потому что нет уже номера, который ты можешь вдруг набрать – не потому что надо, а потому что захотелось… Да, больше некому звонить посреди ночи, это точно… Зато подслушивать – этой публики сколько угодно.

Впрочем, у нее-то как раз есть уголок, куда можно забиться. Это не слишком удобно и даже, быть может, небезопасно, но если станет совсем невмоготу, то ничего, можно. А может, и не понадобится, может, не станет никто в дверь стучать. Даже скорее всего. Некому будет. Светка в соседнем подъезде снимает, от этой квартиры у нее ключей нет, и открыть ей некому. Вика уехала родных навестить, Леська второй месяц как к парню своему переселилась, в квартире появляется только по какой-нибудь надобности вроде забытой «особенной» юбочки…

Правду говорят: всем на тебя плевать, всякого беспокоят лишь свои собственные… юбочки. Нет, любопытства никто не отменял, но даже любопытничать людям… надоедает. Они подсматривают и подслушивают по привычке лишь. Не вникая и не запоминая.

Ну да, те, кому от тебя что-то нужно, не так равнодушны. Но и с этим вполне можно справиться. Длинные тяжелые – выжидающие – взгляды Эльдара не опасны. Совсем не опасны. Ну да, ему наверняка хочется Лялю вернуть, взять, присвоить, а темперамент такой, что даже намек на объяснение в любви выглядит угрозой… Но это пустяки, с ним справиться легче легкого. В первый раз, что ли? Эльдарчик гордый, он навязываться ни за что не станет. И ничего дурного Ляле никогда не сделает. Будет молчать и смотреть издали.

Вот тот невнятный типчик из пультовой… она вечно забывала его имя – Вадик, что ли? Он – Ляля нутром это чувствовала – действительно может быть опасен. Тихий, вежливый… странный. Иногда даже страшный, хотя это смешно, конечно. Возомнил себя вершителем судеб и строит невесть что. Да кто он такой, чтобы ей указывать! Ну да, она всего лишь официантка, но он-то вовсе не пойми что. Смешно, когда такая тля пытается изображать Властелина Галактики. Но в его блеклых глазах куда больше угрозы, чем в жарком взгляде Эльдара. И защитить ее теперь некому…

* * *

– Наши плюшки и румяны и пышны! – напевала Арина на мотив «наша служба и опасна и трудна», осторожно пристраивая куртку на крючок. Вешалка была симпатичная, но узкая, шаткая, при неаккуратном обращении так и норовила завалиться, а одежных шкафов, как у Евы в приемной, в следовательских кабинетах не предусматривалось. – Наши плюшки и румяны и пышны… м-м… и в рабочем расписании важны: если, сидя в кабинете, целый день ты поесть не сможешь… То, хоть голову об сейф расколошмать, никого тебе вовеки не поймать, и допросы ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла! – дальше не сочинялось, потому что рифма к «расколошмать» просилась однозначная и, конечно, совершенно не годилась. – Без плюшек жить нельзя на свете, нет! – напела она на мотив знаменитой арии из «Сильвы» и расхохоталась.

До появления вызванной на половину второго госпожи Райской – что удивительно, даже и не пытавшейся затеряться среди необъятных просторов России или скрыться за ее границами – оставалось вполне достаточно времени, чтобы выпить чаю – нет, не кофе, а именно чаю – спокойно, сосредоточенно, обдумывая схему предстоящего допроса. Эта самая Райская, судя по всему, та еще штучка. Вот возьмет и вообще не явится! Впрочем, плюшки уж точно ничем не виноваты, цыкнула она на начавшее внезапно портиться настроение. Не явится – попрошу оперов, под руки приведут.