Книга Министерство по особым делам - Натан Энгландер

Жесткие ли штыри, холодные ли – этого она не чувствовала. Но по мере того как Мазурски отдавал команды, давление нарастало. Лилиан не верила доктору ни на секунду, но доктор за работой – совсем другое дело. Как изящно, как плавно колдовал он над Кадишем, с какой легкостью вращал инструменты – даже когда отворачивалась, она чувствовала эту легкость. И как ласково он направлял Бракки – словно двигал штыри голосом на расстоянии.

Лилиан увидела яркие огни, значит, глаза ее открыты. Она закрыла их, но ничего не изменилось – огни все еще тут и вокруг них что-то вихрится. Но вот глаза, послушные мысли, закрылись, остался только голос доктора, и давление – оно на мгновение снизилось – снова стало нарастать.

– Ну, что такое? – сказал Мазурски, на этот раз вовсе неласково. – В чем заминка? Смелее, вниз и по кругу, вниз и по кругу. Все в этом мире надо доводить до конца, нужна доводка.

Лилиан вдохнула воздух ртом – и началось «вниз и по кругу». Тырк, пырк – пауза. Она почти ничего не ощущала, кроме того, что лицо ее онемело, но одно чувство не покидало ее – острое чувство: тут что-то нечисто. Пока шла доводка, Лилиан ясно чувствовала – ничего хорошего все это не сулит.

Глава одиннадцатая

– Придется от них избавиться, – сказала Лилиан.

– Люди зря болтать не будут, – добавил Кадиш.

Пато не верилось, что такое возможно. Родители сидели на диване рядышком, чуть ли не впритык, и выступали единым фронтом! Щеки у обоих распухли, под глазами – синие разводы, носы залеплены белым пластырем – вид такой, будто их отделали.

– Эти книги – мои, – возмутился Пато. – Как вы вообще можете такое говорить?

– Кто, как не ты, вечно носился с теориями заговора, вечно кричал, что тебя подавляют, когда ничего такого в помине не было. А теперь – вот оно, – сказала Лилиан. – Радуйся. Все, как ты и предсказывал. Да вот беда – книги теперь стали представлять опасность. И от них придется избавиться. Но от тебя лично никто избавляться не планирует.

– Если у вас психоз, нечего сваливать на меня. Дверь я еще вытерпел. Поменять ключи – дело плевое.

– У нас обоих психоз, только разного рода, – сказала Лилиан. – Возьмешь за образец мой – глядишь, дотянешь бодрячком до старости.

– Я ничего неположенного не делаю.

– Неважно, придут с проверкой или нет, но раз уж довелось родиться евреем, всегда есть чего бояться. Все время ждать неприятностей – наша планида.

– Ты такая же чокнутая, как и он, – сказал Пато.

– А ты зря не боишься. Задумайся всерьез и пойми: книги наконец-то стали приравнивать к подрывной деятельности, как тебе этого и хотелось.

– Я скорее отдам тебе мой нос. Вот когда надо было быть с вами заодно.

– Это предложение отпало, – отмахнулся Кадиш. – Эта затея была с самого начала ошибкой. Будешь теперь дышать за всю семью. Допустим, случится утечка газа. Ты теперь наша канарейка, Пато. Станешь проверять воздух.

– Будь у меня деньги, – сказал Пато, – я забрал бы книги и съехал отсюда, чтобы больше не видеть вас обоих.

– К тому времени, когда у тебя заведутся деньги, они тебе уже не понадобятся, – изрек Кадиш, – потому что я успею сыграть в ящик и тебе выплатят страховку. Так что въедешь в большую спальню.

– Хватит, – отрезала Лилиан. – От книг надо избавиться. Либо выбери опасные, либо надо уничтожить все.

– Половину из них я прочитал в рамках университетской программы, а университет у нас, между прочим, государственный. Держать книги дома никто пока не запрещал.

– Но ты же слышал, – напомнила Лилиан, – что книги стали опасны. Что от них теперь жди неприятностей. Не говори мне, что ты и твои дружки не видите, что творится вокруг. Фридину племянницу допрашивали десять часов подряд, не пускали в туалет, не давали воды, несчастная мать сидела под дверью. Хотели знать, с какими организациями она связана. А ей шестнадцать, Пато! Она – капитан школьной команды по волейболу!

– Теперь не поймешь, где правда, а где вранье. Честные люди заткнулись. Граффити больше нет. Всю страну замазали белой краской. Вон, посмотри, – предложил Пато, – стены перекрасили. Даже деревья теперь белые – до человеческого роста.

– Я видел эти деревья, – признал Кадиш.

Лилиан погрызла ноготь. Побелка города прошла мимо нее.

– Трусы, – кипятился Пато. – Если книги запрещены – сжигали бы их на улицах. Тогда понятно: большой костер, злостные планы. Так нет, эта зверская система принуждает нас уничтожать книги самим! Мне что, собственную комнату обыскивать? Ведь это же… – бушевал Пато, глядя по сторонам в поисках примера. – Это как… – он посмотрел на родителей: они сидели рядком на диване, рука Лилиан на колене Кадиша – она держала ее там, чтобы утихомиривать мужа. – Это как то, что вы сделали со своими лицами! Пусть теперь у всей страны будет один приличный нос!

– Но у нас выбор был, а у тебя его нет. Да и вон сколько книг у тебя останется, будет что читать!

– У меня тоже есть выбор, – не сдавался Пато. – Плевал я на угрозы, книги мои, выкидывать их не буду.

– Ишь ты какой крутой, – сказал Кадиш.

– У тебя опасный возраст, Пато, – сказала Лилиан. – С виду ты взрослый, думаешь как взрослый, но при этом наивен как ребенок. Как ты думаешь, почему всем этим солдатам тоже по девятнадцать? Потому что умирать за идею кроме них дураков нет. Чуть-чуть повзрослеют, и эта возвышенная блажь с них сойдет, как жирок с новорожденного. Это только генералы, только генералы с одной стороны и вожаки повстанцев и рок-звезды – с другой, эти твои военные и твои же законченные дебилы охотятся за душами подростков, а тех хлебом не корми, только дай ради чего умереть. Твои хиппари правы, Пато. Нельзя доверять взрослым. Нельзя доверять взрослым – подвижникам идеи.

– За исключением случаев, когда они готовы умереть за идею раньше тебя, – уточнил Кадиш.

– И даже в таком случае не стоит, – заключила Лилиан.

– Но от книг надо избавиться, – сказал Кадиш. – Опасные надо уничтожить, остальные пусть остаются. Хочешь, за каждую утраченную я куплю тебе новую?

– Вы хотите, чтобы я избавился от книг, – сказал Пато, – которые ценю больше всего? Нет! А куплю я что захочу, когда отдашь должок.

– Мы говорим серьезно, – сказала Лилиан.

– Друг с другом говорите серьезно. – Пато схватил куртку. – Сидите тут с книгами, с дверью, с дурацкими носами – и пусть у вас будет второй медовый месяц! Красота – вам же хорошо друг с другом!

И Пато выскочил, изо всех сил хлопнув массивной дверью. Но ручка была заблокирована, и дверь не закрылась.

Мать Рафы всегда радовалась, когда так много ребят оставалось ночевать. Она торжественно выкатила кровати на колесиках и подготовила дополнительные спальные места. Кровать рядом с ее отцом – для Пато, а та, что рядом с Муфи, – для Флавии. Но дети вышли из спальни посмеиваясь.