Книга Зачётный профессор - Юлия Чеснокова

— Во сколько ты планируешь обзаводиться семьёй? — резко соскочила Ника на очень уж серьёзную партитуру, где явно расположила порядок голосов не так, как они задуманы в сценарии мужчины. Он вдруг понял, что никогда не задумывался об этом и не собирался строить планов в ближайшее будущее. Но то, что семья однажды должна появиться, конечно, безусловно.

— Не знаю, в тридцать пять, может быть, — выдал он первое, что пришло на ум.

— Мне тогда уже будет за сорок. То есть, ты осознаешь, что в своих мыслях о браке меня не подразумеваешь и даже исключаешь? Стало быть, наши отношения всё-таки будут исключительно, как у любовников, — обухом по гипоталамусу отчеканила Ника.

— Вовсе не исключаю, к тому же, ты, вроде, не собираешься прямо сейчас заводить детей? Ты пишешь докторскую, и, у меня создавалось впечатление, что сама не спешишь сковывать себя и обременять лишними обязательствами, — приходилось выкручиваться, как ужу на подогреваемой сковороде, увязающему в собственной лжи Тимуру.

— Женщины не спешат с замужеством, покуда нет достойных мужчин, — Ника хохотнула, — что ещё делать в их отсутствие, как не карьеру? — Баскаев не стал бросаться на амбразуру. Что-то речи стали вдруг очень обязующими, и заявить себя, как достойного, означает сыграть помолвку. Нет-нет-нет, она не заведет его в тупик! Сглотнув, Тимур незаметно накренился, поглядев на стул Ники. Нет ли там русалочьего хвоста? Как-то слишком по-колдовскому его затягивают в пучины непланированных страстей. У него даже печень потянуло. Он отодвинул недопитое вино.

— Я согласен, что достойных нынче очень мало, — лишь поддакнул он. Соглашаться и потакать женщине — это входит в услуги доброго и порядочного, которого он разыгрывает.

— Хорошо, будем только любовниками, — подытожила без расстройства Ника.

— И… что бы это значило? — подтолкнул Тимур к развязке. Не просто так же она тут задвигает это всё?

— Что у нас не будет друг перед другом никаких обязательств. Ненужной подозрительности, ревности, требований, слежки. Мы будем вправе строить свою личную жизни вне зависимости друг от друга. — Тимур немного сполз по спинке, тут же спохватился и выпрямился, стряхнув с себя груз подобных признаний.

— Минуточку… я… — ему, несомненно, льстило и импонировало такое предложение. Секс без правил! Никакой ответственности и долга! Мечта! Но… но ведь так и ей на него будет плевать! Как она его полюбит, если будет только иногда удовлетворяться с ним, тем временем ища иные варианты для чего-то стабильного и многообещающего? Тимур, сокрушаясь, что не встретил эту дамочку до пари, или хотя бы после, когда мог бы желать от неё только одного, и ни к черту ему бы не далась её любовь, наступил сам себе на ногу, в душе обливаясь слезами, что произносит подобные просьбы: — Я не хочу, чтобы ты встречалась ещё с кем-то, Ника. Ты мне нравишься не понарошку, как-нибудь, а глубоко и серьёзно. Я назвал возраст тридцати пяти лет не подумав, как-то… не держа в голове, сколько тебе — а я уже говорил, что не воспринимаю нашу разницу в возрасте. К тому же… разве это не аморально немного, спать сразу с несколькими мужчинами? Я буду любовником, а ты с кем-то ещё…

Тимур задохнулся от возмущения, теребя салфетку в благочестивом недоумении. Женщина опустила лицо, чтобы незаметно улыбнуться. Патриархальная система нравственности — наглядное пособие. Они могут, они — самцы, — не рождены для моногамии! Они подвержены инстинктам, им нужно разнообразие, а дело женщин — очаг, верность, иначе они шлюхи, проститутки, бляди, и так до бесконечности, пока не найдется аргумента для сожжения, избиения, остракизма. Ника переплела пальцы и подложила их под подбородок, упершись локтями в стол.

— Зато я честна. А ты, разве никогда не изменял никому? — посмотрела она ему в глаза.

— Я?! — сдержав наигранное оскорбление подобным предположением, Тимур удержался, чтобы и не отвести глаз. Она ценит честность превыше всего? Ладно же. — Изменял, но когда отношения уже сходили на нет, — а они у него сходят на нет уже через месяц-другой, но это умалчивается, — когда всё идет к разрыву, а не в начале пути…

— Ну, так я и не говорю, что всё непременно так должно быть. Если интерес не пропадает и лишь увеличивается, так никто и сам не захочет пойти «налево», но такая уж у меня плохая особенность, — Ника подалась вперед, снизив голос до минимума, — я теряю интерес к большинству мужчин после первой ночи.

— В смысле? — опешил Тимур.

— В прямом, — Ника печально вздохнула, опустив очи долу, — попробовав секс с мужчиной, я моментально к нему остываю. Не знаю, из-за чего так происходит…

— Может, любовники были не ахти? — самоуверенно бравировал Тимур.

— Не могу пожаловаться, — за соседний столик опустилась пара, нарушив интимную уединенность, но, привыкшая доводить всё до конца, женщина, витиевато, но закончила, — хочешь рискнуть попробовать? Поднимемся наверх?

Раздразненный, но одновременно и испуганный странными поправками, обычно не сомневающийся в своих сексуальных подвигах Баскаев, опасливо поджал пальцы и, выпрямив их на одной руке, ухватился за ножку бокала.

— Я не хочу торопить события, поверь, я хочу, чтобы секс стал апогеем, а не концом, — он протянул через столик руку и, взявшись за тонкую и холодную руку Ники, погладил её меж пальцев, — ещё вина?

Урок тринадцатый: Семь раз отмерь — крепче спишь

Вечер кончился ночью, когда в первом часу, даже почти в час, Тимур подвез Нику к её дому, затяжно прощаясь в синей глади полумрака, подсвеченного лампочками панели с навороченной музыкальной системой, и создавая вид уже мучащегося разлукой кавалера. Их руки держались друг за друга над рычагом коробки-автомата. Молодой человек испытывал нечто новое в своей жизни: играл безумное (не то, которое бешеное, а то, которое именно отличается отсутствием ума на фоне влекущей) влечение к той, которая изначально его не возбуждала. Раньше ему приходилось изображать серьёзность намерений, чтобы забраться в постель, а тут, когда ему самому откидывают уголок одеяла и манят голой, нет — обтянутой ажурным черным чулком ножкой, он зачем-то отказывается, но при этом ещё и вынужденно сохраняет в глазах огонь страсти. Впрочем, огонь в глазах и так горел; от напряжения, от усилий, от того, как запутывался во всём Тимур, из его ушей разве что ещё не летели искры. Знания и «начитанность» подходили к концу, в попытках держаться с Никой на одном уровне.

— Хочется, чтобы время остановилось, — романтично заверил мужчина, поднеся пальцы спутницы к губам. Сокращая количество речей, он был готов подносить что угодно к чему угодно, вплоть до умеренной экзотики с приемлемыми извращениями в рамках взаимоприятного интима.

— Разве ты не знаешь, как опасны такие желания? Вспомни «Фауста»… — игриво надоумила его Ника, вновь и вновь проблесками превращаясь в Веронику Витальевну, но это был тот случай, когда «не знал, да забыл». Гёте он не читал, разве что вкратце, какую-нибудь аннотацию, или рассказывал кто-нибудь… что-то там про остановившееся мгновение? Верно, и кончилось всё печально… но как? Неважно. Печально и точка. Он скользнул второй рукой на колено Ники.