Книга Колдовская душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Любимая моя, мы вместе, и ничто нас не разлучит, – прошептал он нежно.

Пьер положил руки ей на талию и прижался животом к ее ягодицам. Он был сам не свой от вожделения.

– Что ты делаешь?! – воскликнула Жасент, удивляясь и возмущаясь одновременно.

– Подожди!..

Пьер отошел только для того, чтобы потушить свет. Они оказались в полумраке. Слабый свет уличных фонарей с трудом проникал в комнату сквозь шторы, огонь в окошке печи отбрасывал на стену красноватые блики.

– Прошу тебя… – проговорил Пьер.

Не теряя времени, он поднял ее зеленую шерстяную юбку, просунул руку между бедер и стал ласкать нежную плоть, не прикрытую чулками. Поиграл немного с подвязками, потом стянул с Жасент атласные трусики – последнее препятствие для его стремительного желания.

– Да что на тебя сегодня нашло? – всполошилась она. – Мы через час ложимся спать, мог бы подождать!

Она хотела повернуться к мужу лицом, но он удержал ее в прежнем положении.

– Не сердись, любимая моя, прелесть моя, – прошептал он. – Тебе понравится, вот увидишь! Обопрись о буфет и наклонись немного вперед, ну же!

Эта позиция была Жасент в новинку, несмотря на всю ее чувственность и покорность в любви. Пьер проник в нее неожиданно грубо, он задыхался, был как в бреду. «Наш баран делает то же самое с овцами», – пронеслось в голове у ошарашенной Жасент.

Еще мгновение, и она высказала бы свое мнение вслух – что они не животные, чтобы вот так себя вести, – но у нее уже путались мысли от острого наслаждения. Тихонько вскрикивая, она открылась, отдалась бешеным толчкам мужа. В восторге от того, что привел ее к берегам услады, Пьер продолжал с еще бóльшим пылом, постанывая от удовольствия, чего с ним прежде никогда не случалось.

Тут сладострастный туман сгустился, и на Пьера нахлынули шокирующие воспоминания. Он увидел себя в этой же позе в теплый вечер бабьего лета под сенью пурпурного клена. Эмма держалась за ствол молодого деревца – очаровательная в своем бесстыдстве, с разметавшимися по плечам блестящими темными волосами. «Маленькая фурия, она отдавалась мне еще и еще, просила прикусить ей шейку… Я держал ее за груди, щипал их, и у нее перехватывало дыхание…»

Эти мысли довели его возбуждение до предела, и Пьер забылся, задохнулся, в то время как Жасент тихонько постанывала – мощная волна прокатилась по ее телу, и ее отголоски до сих пор заставляли женщину дрожать с головы до ног. Муж сжал ее в объятиях, поцеловал в щеку и, чувствуя некоторую неловкость, отодвинулся. Она надеялась получить еще немного нежности и ласковых слов, но он привел в порядок свою одежду и спешно схватился за сигарету.

– Прости, – вполголоса попросил Пьер. – Я не смог сдержаться.

– Тебе не за что просить прощения. Если бы мне не хотелось, я бы дала тебе это понять, словом или жестом.

Он стоял и смотрел, как она идет к выключателю. Блеклый желтоватый свет снова наполнил комнату. Супруги в смущении глядели друг на друга. У Жасент раскраснелись щеки, на лоб упала прядь волос. Пьер был чрезвычайно бледен. Глаза его из серо-голубых стали пепельными, словно погасли. Жасент подумала, что причиной этому их любовная схватка, и попыталась пошутить:

– Тебе сейчас не помешает глоток джина! У тебя такой вид, будто ты узрел привидение.

– Нет, ничего подобного! Милая, иди ко мне, – отвечал Пьер, протягивая к ней руки.

Жасент подчинилась, радуясь тому, что теперь он ее приласкает. Пьер поцеловал шрамик у нее на виске, который всегда вызывал у него умиление, – тот, что остался в память о буйствах Шамплена, имевших место много лет назад.

– Твой отец – жестокий человек, – с убеждением проговорил Пьер. – Пощечина, которую он отвесил Сидони… Думаю, она достаточно наказана.

– В моем случае все было не так: я упала и поранилась.

– Но это он тебя толкнул! Странный он человек, способный творить как зло, так и добро, но иногда я не уверен, что понимаю, что твой отец считает добром. Эмма правильно поступила, когда сбежала, узнав, что беременна. Отец, наверное, убил бы ее.

Жасент нахмурилась. Ей было неприятно это слышать: муж вспоминал ее сестру в такой интимный момент… Почему?

– Может, нам лучше не говорить так часто об Эмме? – произнесла она. – Особенно сегодня, когда она снова нас всех рассорила и заставила страдать.

– Ты правда хочешь ее забыть? Знаешь, я стараюсь вспоминать ее такой, какой она была в детстве, – шаловливой девчонкой в розовом передничке. В тот день, когда мы с Лориком на велосипеде приехали на ферму, она сидела на ограде и поздоровалась с нами, заливаясь смехом. Ее темные косички и ямочка на подбородке до сих пор стоят у меня перед глазами… Странные шутки играет с нами судьба!

– Ты тоже сейчас ведешь себя странно. У меня холодок пробежал по спине! То, как ты говоришь об Эмме после сегодняшнего скандала с отцом… Меня это шокирует.

Пьер кивнул, понимая, что допустил бестактность. Жасент стала мерить шагами кухню, не обращая внимания ни на бульканье кипящей воды в большой кастрюле, ни на тявканье Томми за дверью. Они оставили щенка в коридоре, и он жалобно поскуливал.

– Томми хочет на улицу… Я его выведу, – вздохнула Жасент. – Подышу холодным воздухом, это пойдет мне на пользу.

Но щенок не сумел сдержаться и теперь виновато жался в углу, в полуметре от желтой лужицы. Шерстка у него встопорщилась, тельце сотрясала крупная дрожь.

– Чего ты испугался, Томми? – пожалела его Жасент. – Ты так редко гадишь в доме. Я не стану ни ругать тебя, ни тем более бить!

Ей вдруг подумалось, что, когда ее нет дома, Пьер, должно быть, наказывает щенка. Когда муж вышел в прихожую, она его в этом упрекнула.

– Жасент, может, мне и случалось на него прикрикнуть, но последний раз это было в октябре! И я его не бью.

– Слава богу! Меня бы это удивило.

Все еще недоумевая, молодая женщина открыла дверь на улицу. Томми ринулся из дома, поджав хвост, и тут же исчез за обледеневшим сугробом. Небо было чистое и звездное. Ночной пейзаж, казалось, застыл от полярного холода.

– Пьер, что с ним? Обычно Томми не уходит далеко от крыльца или гуляет в саду. По-моему, он чего-то испугался. Он таращился на лестницу, и это выглядело странно, поверь!

– Я видел. Закрывай скорее дверь, сейчас я выйду и позову его.

– И побыстрее возвращайтесь, на улице сильный мороз!

Не зная, что и думать, Жасент помогла мужу одеться потеплей. Взяла свой шарф и сама повязала ему на шею.

– У нас у всех был ужасный день, – сказала она. – Если, вдобавок ко всему, мы еще и потеряем Томми, я прокляну пятое января и все будущие субботы заодно!

– Ничего плохого не случится, любимая! – Пьер потрепал ее по щеке.

И все же он испытывал непривычное, смутное беспокойство, причиной которого служили незначительные, на первый взгляд, детали и мучительная мысль о том, что Эмма, даже умершая и почившая на кладбище, никогда не оставит их в покое.