Книга Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд

* * *

Я проснулась от какого-то незапомнившегося кошмара и звука собственного колотящегося сердца. На улице по-прежнему стояла ночь. Я протянула руку на другую сторону кровати, но она оказалась заправленной там, где обычно спал Генрих. Я быстро села в постели, как только воспоминания последних нескольких часов снова накатили на меня неумолимой волной: гестапо, группенфюрер Кальтенбруннер, Адам, Йозеф и мой отец. Я потёрла глаза с обречённым стоном; а я-то понадеялась было, что мне всё это только приснилось.

— Любимая? Ты проснулась?

Я повернулась на голос Генриха и только сейчас разглядела его фигуру в кресле рядом с камином.

— А ты почему не в кровати?

— Не спалось. Принести тебе чего-нибудь?

— Да. Аспирин, бокал виски и пистолет, заряженный одной пулей.

Генрих тихонько рассмеялся.

— Давай-ка я пока принесу тебе первые две вещи, а ты мне потом расскажешь, для кого третья.

Однако, мне потребовалось два бокала, чтобы наконец рассказать ему всё, что случилось с момента, когда двое агентов гестапо остановились у моего стола. Ну или почти всё. Почему-то я всё же решила, что не стоило ему знать про то, как я целовалась с лидером австрийских СС или же про его весьма нестандартные методы допроса со мной в качестве живой приманки. Пусть мой муж и не действовал никогда на горячую голову, но он всё равно вполне мог пойти и пристрелить наглеца, который посмел вот таким недостойным образом оскорбить его жену. Только в таком случае и я скоро стала бы вдовой.

— Как мне не жаль это признавать, но для Адама мы пока ничего сделать не сможем. Попробуем вытащить его, как только они определят, в какой лагерь они его отправят. Сейчас же нам нужно сосредоточить свои усилия на том, чтобы найти этого Йозефа, прежде чем его найдёт гестапо. — Заключил Генрих после того, как я закончила свой рассказ. — Ингрид и Рудольф смогут вывезти твоих родителей из Швейцарии через наших агентов, но на это уйдёт слишком много времени, которого у нас сейчас нет.

— Как мы сможем опередить гестапо?

— У нас есть одно большое преимущество: его друзья-подпольщики, которые иногда и с нами работают, будут более чем рады указать нам на его местонахождение. Я сильно сомневаюсь, что они будут хотя бы в половину так общительны с гестаповцами, как с нами; но нельзя терять ни минуты — если мы хотим добраться до него первыми, то надо ехать прямо сейчас.

— Посреди ночи?

— Ночь — лучший друг шпиона. — Генрих подмигнул мне. — Одевайся во что-нибудь тёмное и пошли.

Пятнадцать минут спустя мы уже ехали по пустынным улицам Берлина. Генрих решил надеть обычный гражданский костюм вместо формы, но пистолет в карман всё же положил.

— Так какой у нас план? — спросила я его. — Как именно ты думаешь выйти на его след?

— Один из моих связных, что работает и с нами, и с подпольем, может что-то знать. Или знать кого-то, кто может знать Йозефа. С него-то и начнём.

— Допустим, мы его найдём. А потом что? Что, если он не захочет пойти с нами?

— У него не будет выбора. Ему придётся пойти с нами.

— Где мы его спрячем? Я имею в виду до тех пор, пока ты не придумаешь что-то, чтобы вывезти его из страны?

— Мы не станем его прятать. Слишком опасно.

— Я не понимаю…

— У нас попросту не будет времени вывезти его из страны. Ни времени, ни ресурсов, принимая во внимание то, что гестапо уже скорее всего сделали его номером один в своём розыскном листе особо опасных преступников. — Генрих повернулся ко мне. — Нам придётся его убить.

— Что? — я честно подумала, что не так что-то расслышала.

— Это наш единственный вариант.

— Нет! Генрих, это неправильно! Нельзя просто так взять и убить человека ни за что!

— Ты хочешь, чтобы твои родители и Адам остались в живых?

Я долгое время не отвечала, но наконец вымолвила едва слышно:

— Да, хочу.

Генрих вдруг усмехнулся.

— Я, по правде сказать, удивлён твоей непонятно откуда взявшейся сентиментальности. Разве не ты всего пару месяцев назад попросила Кальтенбруннера организовать покушение на Гейдриха?

— Это другое. — Я слегка нахмурилась. — Гейдрих заслуживает смерти. И к тому же, не я буду лично этим заниматься!

— Никто и не говорит, что тебе придётся этим заниматься. Я сам всё сделаю.

Вот он, ещё один человек, готовый убить ради меня. Воспоминания о первом, трогающем меня в самой неприличной манере едва ли несколькими часами ранее, были ещё свежи в моей памяти, и я тряхнула головой, пытаясь избавиться от них. Сама была виновата: и Генрих, и мой покойный брат пытались предупредить меня об истинной природе этого человека, но я отказывалась слушать. Я искренне надеялась, что доктор Кальтенбруннер был добрым доктором Джекилом, в то время как он оказался самым настоящим злобным мистером Хайдом.

Погружённая в свои мысли, я даже не заметила, как мы остановились у одного из жилых домов, пока Генрих не открыл мою дверь и не предложил мне руку, помогая мне выбраться из машины.

— Спишь с открытыми глазами? — Подшутил он над моим немного растерянным видом.

— Нет, просто думала.

— О чём?

— О том, как мне повезло, что ты мой муж.

Генрих только ухмыльнулся и махнул мне, чтобы я следовала за ним внутрь тёмного подъезда. На четвёртом этаже мой муж остановился у одной из квартир и негромко постучал в дверь, используя особый код. Дверь открылась на удивление быстро, и небритый человек с взлохмаченными волосами просунул голову сквозь щель, всё ещё сдерживаемую цепочкой. Было очевидно, что мы его разбудили.

— Здравствуй, Штольц.

— Что-то случилось?

Цепочка сразу же убралась и человек немедленно пригласил нас внутрь, быстро прикрывая за собой дверь, чтобы никто из соседей не смог подслушать наш разговор.

— Да, что-то случилось. Нам нужно найти Йозефа, и найти его быстро. Ты знаешь что-нибудь о его местонахождении?

— Какого ещё Йозефа?

— Йозефа, лидера местного подполья. Знаешь, где его искать или нет? У нас очень мало времени.

Человек медленно покачал головой с задумчивым видом.

— Боюсь, что тут я не смогу вам ничем помочь, mein herr. Я вожу дела с некоторыми людьми из его круга, но никогда с ним лично. Может, вам спросить Марка?

— Кто такой Марк?

— Марк-бульдог, тот, у которого с лицом не всё в порядке. Он ещё помогал евреям с паспортами.

— Ах да, теперь я понял. Я никогда сам с ним не встречался, но, думаю, моя жена его частенько видела.

Я кивнула. Я тогда не знала его имени, но сразу же поняла, о ком они говорили; в самом начале войны, когда репрессии против еврейского населения только начали набирать свою силу, я была посредником между ним и Генрихом, штамповавшим эти самые паспорта в своём офисе, что позволяло их владельцам свободно пересекать границу со Швейцарией и избежать ареста или депортации в один из лагерей.