Книга Реваншист. Цвет сакуры – красный - Борис Орлов

– Ну когда так, – говорит тётенька, – давай-ка, племяшка любезная, пособи-ка по хозяйству.

А работы там, работы-то… Почитай, вовсе и нету! Так, тряпкой по углам промахнуть, помочь обед сгоношить: картошки там начистить, морковки порезать, лучку. Тётенька Матрёна мне всё показыват-обсказыват: это, мол, примус, и разжигать его так, а чистить – от так. Лампа ликтрическа, и зажигать от так, а тушить – так. Это вот – пианина, и с её только пыль смахнуть, а больше – ни-ни. Спортишь, говорит, звуку хорошего не станет.

Хозяйке своей меня показала, та только носом покрутила: ну, мол, племянница, так и что? Тётенька им вроде как напоминает: вы же, мол, поспособствовать обещались, нет? А хозяйка в ответ: обещали и слово своё помним, а только без супруга она ничего сама не решат. Ну тётенька кивнули, и снова мы за дела да за разговор. Так до вечера между делами и пробалакали. А ввечеру приходит хозяин: важнеющий такой, ровно барин. Посмотрел на меня, да и давай супружницу свою подзывать и расспрашивать: как, мол, девушка? Хороша ли помощница? Тётенька меня нахваливать принялась, равно сватам, а хозяйка только головой покачали: ну, говорит, недурно.

Тем же вечером тётенька мне и обсказала: место для меня нашли. У инженера вдового да сына его.

– Зарабатывают оба – страсть каки денжишши! Наш-то, – тётенька головой эдак на хозяйские комнаты обозначила, – всё ах да ох: как ентот Всеволод Николаевич всё на службе-то оборачиват! И сын евойный – вовсе молодой, а ужо мастер. А мастер, Груша, это ну как навроде десятника. А дом у них вовсе не обихожен, потому как без руки хозяйкиной.

Ночевать меня в ту ночь у тётеньки оставили, на лавке. А поутру сам тётеньки хозяин да и с супругою меня к этому месту повели.

Только я на порог – дверь распахнулась. Стоят двое, друг на дружку похожи. Сразу видать: одна кровь. Только тот, что постарше – вовсе бритый, а который помладше – повыше ростом да статью потоньше.

Хозяин с супружницей всё им обсказали, они меня в дом приглашают. Сговорились враз: тридцать рублёв да харчи. Тётенька потом, как узнали, – обзавидовались. Ей-то только два червонца в месяц плотют, а она уж который год в людях горе мыкает.

Зашла я к ним на кухню… Матушки-заступницы! А в кухне-то и нет ничего! Ни чугунка, ни горшка, ни миски. Стоят три кружки да два стакана. Да шматок сала, в чистую тряпицу обёрнутый. Я оглядеться не успела – хозяева чай пить кличут. Положили на стол фунтик с леденцами, фунтик с сахаром колотым да в кружку проволовку какую-то спустили. И вот чудеса: огня нет, а в кружке вода ключом кипит!

В той же кружке чай заварили, сало ножом напластали, хлеба порушили, а ещё в двух кружках кипятка навели. Разлили по стаканам, старший хозяин и говорит:

– Ну, Аграфена Трофимовна, хлеб да соль вам, чай да сахар. Хелпосев[27], как гличане говорят.

Позавтракали, значит, комнату мне хозяева показали, а я им потом и говорю: надоть вам припасов собрать, не то мне вам обед готовить не с чего станет. Они переглянулись, и оба мне на полочку показывают: деньги, мол, там лежат. Возьми, мол, сколько надо, да и покупай. Мы, говорят, тебе прямо сейчас помочь не можем – дела у нас, так что купи пока не шибко много – сколько сама снести смогёшь. А ужо на другой выходной мы с тобой на базар вместе сходим. Тогда, говорят, сколько скажешь, заберём.

И тут же ключ мне в руки и – нет их, ровно и не было. Мне б их позвать, обспросить: чаво они на обед-то хочут – куды?! Пока телепалась, выскочила на улицу, ан глядь – улица-то пустая!

Вернулася в дом да и стала на базар собираться. Известное дело: кто первый пришёл, тому и кус медвяный, а кто последний – тому опивок поганый. Сунулась на полочку да так и села…

Денег там лежит, сколько у нас и в сельсовете, и в лавке отродясь не бывало! Две бумажки лежат по десять червонцев, да две – в три червонца, да пять червонцев, да ещё мелкими бумажками и серебром – ещё червонца на два. Мне ажно дурно стало, кода такую пропасть деньжищ в руки взяла.

Не стерпела я, побежала со всех ног к тётеньке. Та выслушала меня, головой покивала да и говорит: это, мол, проверяют тебя. Ты, говорит, племянница дорогая, не сумлевайся: денежка у них до самой распоследней копеечки посчитана. Так что ввечеру они с тебя спросят: на что, мол, деньги стратила? Сдачу всю отдай и цены называй честно, а не то выгонят да ещё и ославят.

– А краше того, – говорит тётенька Матрёна, – схожу-ка я с тобой на базар самолично. А не то обманут тебя – ты ж цены настоящей не знаешь. А хозяева потом с тебя же спрос учинят: по что, такая-сякая, втридорога купила? А, может, не так всё было, а себе ты копеечку в мошну скинула?

Так мы на базар вместе и пошли. Я чугунок купила, чтобы щей наварить, убоинки[28], ведь у них-то, поди, и в пост щи скоромные, при эдаких-то деньжищах, морковки, капустки, лучку, чесночку… А потом решила: что картохи всяко-разно много потребно станет: картошка – она ведь хлебу присошка. И взяла картохи мешок, вовсе небольшой – пуда на два, не боле. Тут уж, смекаю, поясню хозяевам, что картошка – она завсегда в чести.

Еле-еле всё донесла, к хозяину дома сходила – дров в долг взяла, плиту растопила и поставила щи варить. Да тут и спохватилась: тётенька рассказывали, что в городе одни щи, пусть и с убоиной – не обед. Надобно им ещё чего сготовить. Опять на базар побежала. Думаю, каши им сварю да со скоромным маслом – оченно хороший обед, хоть для города, хоть для какого самого главного: ажно три блюда выходит. Щей похлебают, потом мясо со щей скушают, а там и кашки с маслицем. Чем не хорошо?

Да только на базаре-то и спохватилась: хозяева-то мои, небось, по-деревенски с одного горшка есть не приучены. Туда-сюда заметалась: надобно ж им миски купить, да и скатёрку тож. А то что ж это выходит: денег – прорва, а стол газетами застелили. И тут вдруг наскочила: артельна торговля. Мисы продают знатные, важные, петухами да жар-птицами расписаны. Ох, как мне те миски глянулись! Ох, как глянулись! Спросила цену – вовсе недорого. Ну, смекаю, вот за таки-то мисы хозяева точно благодарить станут. Да тут же и припомнила: ложек-то у их тоже в заводе нет. Купила пяток ложек расписных. Так оно дешевле вышло, да и потом: вдруг придёт к ним кто? Здесь, поди, со своими ложками не ходют…

Уже уходить собралась да увидала: мужик грузди продаёт. Ядрёные, ладные, один к одному! Ну я решилась: возьму хозяевам груздочков, авось потрафлю. Выбираю, стал быть, бочоночек, а тут сосед евойный в крик: возьми, мол, раскрасавица, огурчиков. Крепкие, солили со смородиновым листом, с хренком да с чесночком. Ну, мыслю: семь бед – один ответ! И взяла.

А вот как я селёдочку астраханскую купила, я и сама не поняла. Только ясно мне стало: в раз всего никак не можно дотащить. Я хучь и здорова, а все ж через саму себя не перескочишь. Вот я извозчика и взяла. Поторговалась с ним, так что он меня за полтинник и довёз. И только я в дверь, гляжу – охти мне! Хозяева идут. И смотрят на меня как-то эдак… Ох, святители, выносите!..