Книга Я знаю, как ты дышишь - Наталья Костина

Да, ничего нельзя вернуть, ничего! Потому что потом эта кошка спрыгнула бы с кровати и все бы закончилось. Потому что, как бы она ни хотела обратного, так случалось всегда. И она сразу соберется и уедет, вызвонив сиделку, а кошка сядет у двери и будет тоскливо мяукать, требуя, чтобы ее вернули назад. Потому что даже кошке ЭТО было невыносимо: мгновенное превращение одного в другое. Возвращение в безумие. Жанна, Жанна, Жанна! Пронзительный, бессмысленный птичий крик. Нет, птицы знают, о чем кричат! Просто мы не понимаем… Может быть, и она не понимает, а мама хочет ей что-то сказать? Что-то очень важное! Просто она слова забыла… те, что нужны сегодня, сейчас! Может быть, мама говорит эти слова, когда она уходит? Сиделке это все равно — она и сама все время спит, а если не спит, то смотрит телевизор или в окно, или вяжет бесконечные носки — сиделки всегда что-то вяжут! А она сама, чем она лучше сиделки? Придя сюда, она и не думает общаться с мамой — она просто тупо приводит все в порядок, чтобы побыстрее уехать! Потому что у нее теперь другой дом. Там, где Илья и Тошка. Она любит маму… да, любит! Но как ей об этом сказать ТЕПЕРЬ?! Илья тоже любит сына… — Жанна незаметно усмехнулась, а потом прикусила губу. Любит — но как-то слишком по-своему… Ведет с малышом, которому еще только пять, заумные беседы, часами показывает на большом экране Модильяни или Сезанна, объясняя про цветовые акценты и заполнение живописного пространства, не подумав попросту накормить или уложить спать! Впрочем, Тошка обычно тихо-мирно и без скандалов засыпает у Ильи под боком. Тот утверждает, что они просто общаются без слов. Нет, неправда, с Тошкой они как раз постоянно беседуют, а вот с ней он зачастую действительно общается без слов… почти всегда без слов. Но… она счастлива? Да, счастлива! Объяснить, что ли, все сейчас этой настырной? Нет, она не поймет. И никто не поймет, пожалуй… Но они ВСЕ счастливы… несмотря ни на что! И он. И она. И ребенок их тоже счастлив! И все было хорошо, пока… пока не случилось ЭТО. И Илья сделал глупость: пошел к дяде. А ведь он им и не родня, если вдуматься! В них почти нет общей крови… какие-то жалкие крохи! А что, для того чтобы любить или понимать, обязательно нужна эта самая общая кровь? Чтобы чувствовать себя с кем-то одним целым? Они, Жанна и Женя, были совершенно как одно, если верить науке генетике. У них был одинаковый набор генов — и что? Это делало их похожими? Если брать в расчет наружную оболочку — да, но что такое оболочка? Костюм, который можно снять, если на то пошло! А вот родные они именно с Ильей! Он это понимает, и она, и Тошка… а других им не надо! Чужих! Которые считают себя родными, а судят по-своему и видят по-своему… Да ничего они не видят! И не нужно давать советы и рассматривать их жизнь под микроскопом!

— Простите, Жанна, а кто ездил опознавать… останки?

— Мама, — неохотно сказала дочь той, что, по-детски наевшись каши, тихо спала в соседней комнате.

Видела ли она сны? Говорили ли ей что-нибудь эти сны, были ли они более связными, чем та жизнь, которую она, та, что родила их, Жанну и Женю, таких похожих и таких разных, вела теперь?!

— Мама, — повторила Жанна. — Именно после этого… она стала заговариваться, забывать слова, а потом и вовсе все забывать, пока… пока…

— А как она опознала вашу сестру, если тело так сильно обгорело, что его невозможно было идентифицировать? И вы не знаете, делали ли какие-либо экспертизы или нет?

— Этого я не знаю, — помотала головой Жанна. — Это был такой ужас… шок. Надеюсь, вы меня понимаете! Женю узнали по медальону. Нам родители на шестнадцатилетие подарили по одинаковому медальону… Такое дурацкое сердечко… не знаю, как в голову могло прийти такую пошлость выбрать, наверное, это папа покупал, мама бы что-то другое взяла, — но подарили. Я свой поносила пару дней для порядка, а потом забросила… до сих пор где-то дома лежит. А Женька, дура сентиментальная, визжала и прыгала, как маленькая! Ей, видите ли, понравилось! И она свой носила и никогда не снимала. Да, там внутри гравировка была. «Жанночка» и «Женечка»! Вот вы стали бы носить сердечко, да еще и с «Катенька», а?

Полицейская как-то странно на нее посмотрела, и Жанна закусила губу и отвела глаза, сразу ставшие пустыми и зеркальными — совсем как тогда, когда она сидела, а Катя листала альбомы. Расспрашиваемая о давно случившемся, но, по-видимому, до сих пор болезненном, не стала развивать дальше тему о несходстве вкусов и лишь добавила:

— По этому медальону ее и опознали. Ну и соседи по фото подтвердили, что она там жила.

— А где ее похоронили, не знаете?

— Почему не знаю? Мы ходим на могилу… Я не знаю, правда, законно ли это, но мы захоронили урну с прахом Жени в папиной могиле. Папа умер за год до этого… всего.

— Жанна, может быть, вам будет неприятен этот вопрос, но… ваша сестра не была влюблена в вашего мужа? И почему она ушла от родителей? Она была конфликтным человеком?

— Овцой она была безмозглой! — не выдержала Жанна. — У нее, по-моему, случился очередной приступ глупости: разругалась с начальством на работе и уволилась! А потом и с мамой поссорилась… не знаю почему. Возможно, у мамы уже тогда начались странности, — задумчиво сказала она. — Да, очень возможно! А Женька не захотела вникнуть, разобраться… Хоть бы к врачу ее с этим повела! Ладно, пускай я не права, это действительно было довольно неожиданно… Знаете, когда ваша мама, с которой вы всю жизнь, вдруг становится такой… и врач говорит, что это теперь навсегда! Но это уже потом было… с мамой уже я по врачам ходила. А тогда Женьке просто вожжа под хвост попала. Вы, наверное, думаете, что я бездушная и сестра погибла, потому что с ней рядом никого не оказалось, так?

— Нет, не так, — тихо сказала полицейская, но Жанна почему-то ей не поверила.

— Ладно! Может, я в чем-то и виновата! — резко проговорила она. — Не знаю… не у кого теперь просить прощения! Но, если честно, мне тогда было не до нее. У меня… у нас тогда был очень тяжелый период. Антошка был совсем маленький и слабый… он родился недоношенным, и прогнозы были плохие, а тут еще у Ильи начались неприятности с бизнесом, и вдруг его вообще обвинили в присвоении этих проклятых денег! Да еще и срок впаяли! Так что мне было не до Женькиных закидонов, если начистоту. Да, вы насчет Ильи еще спросили… не была ли влюблена в него моя сестра… Да, была! — Жанна вскинула красивую голову с узлом тяжелых блестящих волос. — Женька была в него влюблена просто как кошка! И это еще одно, почему я не поехала к ней на эту проклятую дачу… если бы я, конечно, знала, где она живет. Но я не знала. И… если бы я даже знала, что она там одна и что ей там плохо… я бы все равно не поехала! Думайте теперь обо мне, что хотите! Потому что я не стала бы притворяться. Я не могу, как говорится, подставить правую щеку, если меня ударили по левой! Она… она не должна была! Но ведь мы любим того, кого любим? — неожиданно горько закончила Жанна, не похожая на свою сестру женщина. Похожая на свою сестру женщина. Похожая как две капли воды… разной воды. Другой воды. Утекшей воды.

Воды, в которую нельзя войти дважды.

* * *

— Да как дважды два! — сказал бесхитростный Бухин. — Щас сделаем запрос и все узнаем… Ты сама зайдешь или тебе как-то скинуть?