Книга Убить шамана - Анхель де Куатьэ

Поль молчал. Потом поднял глаза и посмотрел в темноту. Он смотрел так, словно лицо Тени не было от него скрыто, — он присматривался, щурился, отводил взгляд, потом снова смотрел. Кто эта Тень — я не знал. Но он знал, он видел.

— Если у тебя есть цель, ты не должен бояться жертвы, — отчетливо проговорил Поль. — Если у тебя есть цель, нужно быть готовым заплатить самую высокую цену. Ты требуешь у меня самое дорогое — мою жизнь, жизнь моего сына и, быть может, главное — расстаться со всякой надеждой на спасение, если моя цель не будет достигнута. Из этого я заключаю, что у тебя есть то, о чем я прошу тебя. А если оно у тебя есть, бери у меня все, что пожелаешь. Бери без разговоров. И закончим на этом…

— Ну что ж… — как-то опечаленно сказала Тень. — Ты обо всем предупрежден, со всем согласен. Значит — по рукам?

Я вздрогнул. Это же было много лет назад. Полю так и не удалось изменить мир. Он превратился в зомби. Его обманули!

— Нет, папа! Нет! — закричал я.

Но он меня не слышал.

— По рукам… — прошептал Поль.

— Вот такая история, сынок, — сказала старуха, посыпая пространство вокруг себя блестящей каменной крошкой. — Вот такая история…

Она подошла, разжала мою окостеневшую руку, высыпала себе в ладонь магические предметы — фигурку, волосы, свечу, амулет — и пошла прочь.

А я все так и стоял на месте как соляной столп. Вокруг снова была одна непроглядная пустота. Ни моего отца, ни этой страшной Тени, только удаляющаяся куда-то старуха…

— Постой! — тихо позвал я.

— Чего тебе еще? — рассерженно шикнула она и повернулась вполоборота.

— Так я могу его спасти, да?

— Кого?!

Старуха сделала вид, что не поняла, о чем я. Но она поняла, я видел это.

— Моего отца, Поля. Того, что был здесь, разговаривал с Тенью…

— С какой Тенью? — на сей раз она сделала вид, что удивилась. — Он говорил с шаманом, а не с Тенью. С чего ты взял?..

Мне показалось, что я ослышался.

— С шаманом? — переспросил я. — Ты его видела?

— Видела, не видела… — заворчала старуха и снова повернулась, чтобы идти. — Вечно ты задаешь дурацкие вопросы… У тебя одни глупости на уме! Одни глупости!

— Ну ладно-ладно, хорошо, — я уже был готов со всем согласиться, не возражать и не спорить, нужно было, чтобы она мне ответила. — Так я могу спасти его? Скажи…

— Он тебя предал, — нарочито грубым тоном, каким читают нотации, сказала старуха. — Он тебя предал, понимаешь?! Предал и продал! А ты что меня спрашиваешь? Как его спасти?! Ты еще больший дурак, чем я себе думала! Тьфу!

Старуха сплюнула и пошла прочь.

Я смотрел ей в спину. Меня словно парализовало. И в то же время все внутри меня переворачивалось, словно цемент в бетономешалке. Мне было так плохо, так плохо… Это не передать никакими словами. Ужасно! Меня буквально выворачивало наизнанку — от злобы, от боли, от бессилия, от отчаяния, от нестерпимой муки.

Я ненавидел своего отца. Ненавидел! Всем сердцем. Я задыхался от ненависти к нему. Я ненавидел его так, как только можно ненавидеть. К самому лютому врагу у меня не могло бы возникнуть такой ненависти, такой злобы, такого призрения, как в эту минуту возникло у меня к отцу.

Почему мой отец совершил такую глупость? Мой отец… Как он мог?! Почему?!

— Постой! — закричал я вслед старухе, но она и не думала останавливаться, и я побежал за ней следом. — Постой! Подожди!

— Ну что ж ты за навязчивый червяк такой! — обозлилась старуха. — Не видишь, что ли, я — старая женщина! Что тебе от меня надо?! Вот прицепился глупый молокосос на мою голову! Чтоб у тебя язык отсох так мучить старую женщину! Тьфу!

— Постой… — бормотал я, не слушая ее проклятий и ругательств. — Я ведь могу спасти его, так? Могу?!

— Да зачем тебе спасать его?! — злилась старуха и гневно махала руками. — Какого черта?! Сволочь он! Бросил мать с новорожденным на руках! Ребенка продал своего! Куда ж это годится-то?! Ты сам-то подумай! Идиот!

— Ты не понимаешь, — продолжал я упрашивать старуху, приседая, пытаясь заглянуть ей в глаза и хватая за руки, чтобы она не отворачивалась. — Просто… Он же не для себя этого хотел… Не для себя, понимаешь? Мир он хотел изменить… Это для людей.

— Мир он хотел изменить, — огрызнулась старуха. — Ничего я не понимаю, что ты говоришь, — она и не собиралась сдаваться, но ее раздражение стало меньше. — Мать с ребенком бросил — это я понимаю. Сына своего продал — это я понимаю. А мир изменить для людей — этого, убей бог, понять не могу!

— Нет, правда… — умолял я.

— Не понимаю, — буркнула старуха. — Не надо тебе его спасать. Не надо.

— Ну подожди же… Как тебе это объяснить?.. Я ведь тоже мог так… У него цель была. Она ему глаза затмила, поглотила его. И со мной может быть так. Понимаешь? Но разве бы я себя не стал спасать, если бы мог? Стал бы. Так, значит, я и его спасти должен… Понимаешь теперь?!

— Вот себя и спасай, — все так же ворчливо отнекивалась старуха. — Себя и спасай. Все.

— Нет, не все… — настаивал я.

— А я говорю — спасай! — заорала она, уставившись мне в глаза как разъяренный бык на тореадора. — Можно подумать, у тебя взор чистый! Себя спасай! Понял?! Цель, видите ли, отцу его глаза затмила… А твои что, чистые?!

— Мои — чистые, — уверенно сказал я. — Я должен его спасти! Понимаешь — должен!

— Ну и спасай, дурак такой! — старуха вырвала у меня из рук морщинистые пальцы и быстро зашагала прочь, раскачиваясь из стороны в сторону как утка.

— Но как?! — заорал я сквозь накатившие слезы.

Она не отвечала.

— Как?!!

— Как-как! — заорала она. — Убей этого шамана ко всем чертям. И все!

Я остолбенел. Неужели так просто?.. Просто…

— Убить этого шамана?.. — прошептал я.

— Я же говорила тебе! Как только увидела тебя, так и сказала! — кричала старуха, исчезая в темноте. — Сразу сказала!

«Куда едешь, сынок? — вспомнились ее слова. — Убить кого-нибудь задумал?» Черт!!!

Я лежал с закрытыми глазами,

очнувшись от острой боли.

Она была разлита по всей поверхности тела,

словно меня положили в мешок с битым

стеклом и взбалтывали на протяжении нескольких часов.

Боль и запах гари. Отвратительный запах паленой кожи.

Нужно открыть глаза. Но мне страшно. Что я увижу? Снова непроглядный мрак потустороннего мира? Я все еще сплю?.. Или купол неба, проткнутый миллионами звезд? Последнее мгновение перед смертью…

— Он приходит в себя! — воскликнула Лихо. — Хенаро, он приходит в себя!