Книга Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы... - Василий Звягинцев

— Не я не захотел, Антон уговорил, — слабо возразил Сашка.

— Не так уж он тебя и уговаривал, тем более — сам он тогда уже находился под контролем, не слишком отдавал себе отчет, что впоследствии с блеском подтвердилось… Сам он попал в зону просветления, а ты наконец вплотную познакомился с Ловушкой. Все, что с тобой происходило с момента прорыва в астрал после встречи с «Юрием», — великолепное тому подтверждение… Вернемся в Замок — получишь возможность убедиться. Причем Ловушка тебе досталась какая-то хитрая, нестандартная, специально под тебя заточенная. Тебе внушала, что мир вокруг вполне реален, ты тоже настоящий и действуешь вполне свободно. На самом деле все было куда сложнее…

Главное сейчас было говорить, не останавливаясь, закручивая интригу, чтобы та часть Сашкиной личности, которая еще сохраняла автономность и, так сказать, природное здравомыслие, начала воспринимать меня как прежде, верить моим словам больше, чем наведенным иллюзиям. Дело в том, как объяснил мне Антон, а ему — Замок, Ловушка создала для Шульгина особую, индивидуальную псевдореальность, а существовать он продолжал в подлинных мирах, пусть и альтернативных. Грубо говоря, Сашка стал в определенном смысле сумасшедшим, параноиком скорее всего, и все происходящее вокруг воспринимал сквозь призму тщательно выстроенного бреда. Себя осознавал нормальным (за исключением редких моментов ремиссии), со стороны поступки его тоже выглядели вполне логичными и осознанными, моментами — на грани гениальности и даже за этой гранью. Мы с подобным до сих пор не сталкивались, если, конечно, не допустить, что каждый из нас находился в подобном состоянии с самого начала. Я, к примеру, с момента знакомства с Ириной, все остальные — по мере включения в предложенные обстоятельства.

Время от времени я на эту тему задумывался, но каждый раз убеждал себя и других в никчемности данной гипотезы. Строго по Лему, доказавшему, что находящийся внутри хорошо сделанного фантомата индивид не имеет ни малейшего шанса однозначно решить вопрос о подлинности или мнимости своего существования в ту или другую сторону.

Предыдущий раз, как вычислил Замок, момент проникновения Шульгина в астрал из московской забегаловки оказался критическим[19]. То, что он осознал себя находящимся на «Призраке», а не где-нибудь еще, было последней попыткой его надличности (единой для оригинала и копий) сохранить свою идентичность. Вот она и зацепилась за наиболее глубокое, архетипичное[20], можно сказать, воспоминание. Но не сумела удержаться, мотивации не хватило противостоять давлению извне.

Дальше все покатилось так, как требовалось Ловушке, помимо целей и намерений Игроков или самой Гиперсети. Только Замок (согласимся в это поверить) сумел вмешаться, организовав Шульгину еще один краткий момент отрезвления и вывел его на Антона.

Но все слишком заумно, не сейчас об этом рассуждать. Сейчас цель конкретна и проста — помочь Сашке захотеть остаться здесь. Соединить усилия, его и мои, чтобы разорвать силовое поле Ловушки, пока оно не стало непробиваемым.

Я говорил, говорил, перескакивая с темы на тему, как бы между прочим активизируя в Сашкином подсознании наиболее яркие и эмоционально окрашенные воспоминания настоящей жизни, одновременно ненавязчиво демонтируя систему стимулов, заставлявших его стремиться к продолжению миссии наркома.

Это было не так трудно — Шульгин и сам, даже при измененном сознании, не раз задавал себе аналогичные вопросы. Человек с зачатками способностей Держателя подобен тому интеллигенту, выпившему «больше, чем мог, но меньше, чем хотел», который все же сохраняет возможность самоконтроля и осознает нынешнюю свою неадекватность.

Он выцедил остаток джина, разгрыз не успевший растаять кубик льда, размял сигарету, слегка подергивая щекой. Хороший, кстати, признак, фантомы и роботы тику не подвержены. На губах появилась знакомая усмешечка, могущая предвещать все, что угодно.

— А с чего ты взял, что я не хочу возвращаться? Так горячо меня убеждаешь, что странно становится…

Упаси бог, если сейчас в нем сработает механизм, свойственный именно параноикам, которые моментами проявляют нечеловеческую хитрость в ситуациях, когда им кажется, что их собираются обмануть или развести. Сталин, говорят, затеял «дело врачей», когда один из них осторожно посоветовал ему, в связи с возрастом и общим состоянием, поменьше работать и побольше отдыхать. Тот же переосмыслил рекомендацию в соответствии с «установкой» и начал махать топором направо и налево. Самому министру госбезопасности Абакумову пришлось сменить лубянский кабинет на камеру в том же здании. Не проявил, мол, должной бдительности в разоблачении очередного изощренного умысла…

— Чего же странного? — ответил я как можно спокойнее. — Вижу, как обстоят дела, знаю обо всех твоих сомнениях, даже кое в чем их разделяю… Одновременно по ряду причин уверен, что иного достойного выхода у нас с тобой просто нет. Мы без тебя вот этого в прагматическом смысле обойтись можем и обходимся, имея полноценный оригинал. В то же время ты для меня все тот же «ты», и оставить тебя на произвол судьбы я не могу по понятным причинам. Факт наличия аналога ничего не меняет в наших с тобой отношениях… Соображаешь, о чем я? Я знаю о картинке твоей вероятностной кончины и даже в этом гипотетическом, слава богу, неосуществившемся варианте чувствую собственную вину. Думаю, знаешь какую.

Сейчас — еще хуже. Оставить старого друга навсегда в чужом мире, без помощи и поддержки — выше моих сил. Если бы я знал, что этого будет достаточно, просто изолировал бы тебя в каюте до прихода на базу — и все! Однако — увы. Не уверен, что поможет, если даже врежу тебе сейчас до полного нокаута. Тело останется, а ты — упорхнешь…

— И так может случиться, — кивнул Сашка, что подтверждало его сиюминутную вменяемость.

Меня внезапно озарило. Я знал, чего Шульгин боится больше всего — утраты нынешней идентичности. И я бы боялся, чего лицемерить.

— Хочешь интересный вариант? Мы совместим того Сашку с тобой, а не ты сольешься с ним. Фактически, твоя нынешняя память и личность просто обогатится дополнительным блоком воспоминаний… По сей момент включительно.

— А он как к потере себя отнесется?

— А мы ему не скажем, — заговорщицки подмигнул я. — Щелк — и вы снова одно, и никто ни на кого не в обиде.

Он явным образом задумался.

Антон мне гарантировал, что здесь и сейчас мы изолированы от любого внешнего воздействия. От Гиперсети по известной причине, да вдобавок дополнительным блоком от просочившихся в ноосферу ГИП и сопряженных с нею реальностей чужих мыслеформ, целенаправленных или паразитных.