Книга Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо

Во время небольшого боя на подступах к этому городу, происходившего при поддержке бригады Кастекса, до меня дошло наконец известие о том, что меня произвели в чин полковника. Если вы помните, в качестве начальника эскадрона я был ранен при Цнайме в Моравии, получил два ранения при Миранда-ду-Корву в Португалии, одну рану при Якубове, участвовал в четырех военных кампаниях в том же чине и что, наконец, я командовал полком, начиная со вступления французов в Россию. Поэтому вы, скорее всего, согласитесь, что я заслужил мои новые эполеты. Я был за них очень признателен императору, особенно когда узнал, что он оставляет меня в 23-м полку конных егерей. Полк я очень любил и был уверен, что солдаты также любят и уважают меня. И правда, все они выразили свою радость. Все храбрецы, которых я так часто вел в бой, все солдаты и офицеры пришли выразить мне свое удовлетворение по поводу того, что я оставался их командиром. Добрый генерал Кастекс, всегда обращавшийся со мной как с братом, захотел сам провозгласить меня командиром полка. И, наконец, сам полковник 24-го конно-егерского полка, хотя мы и не были близкими друзьями, счел своим долгом явиться поздравить меня во главе своих офицеров, чье уважение я также сумел завоевать.

Тем временем положение французской армии с каждым днем становилось все тяжелее. Фельдмаршал Шварценберг, командир австрийского корпуса, совершив самое низкое предательство, только что дал пройти перед собой русским полкам Чичагова. Русские овладели Минском, откуда они угрожали нашим тылам. Тогда император наверняка сильно пожалел, что сделал командующим в Литве голландского генерала Хогендорпа, своего адъютанта, который никогда не участвовал в войне и не сумел ничего предпринять для спасения Минска, где он легко мог бы собрать 30 тысяч человек из дивизий Дюрютта, Луазона и Домбровского, находившихся в его распоряжении. Взятие Минска было весьма серьезным событием, но Наполеон уделил ему слишком мало внимания, поскольку рассчитывал переправиться через Березину в Борисове, где мост находился под защитой крепости, которая была в хорошем состоянии и охранялась поляками. Уверенность Наполеона в этом была столь велика, что он приказал сжечь в Орше весь понтонный парк. Это было громадным несчастьем, потому что эти понтоны обеспечили бы нам быструю переправу через Березину. За переход через эту реку нам пришлось дорого заплатить обильно пролитой кровью!

Несмотря на свою уверенность в успехе переправы, Наполеон, узнав о занятии Минска русскими, потребовал от маршала Удино покинуть город Черею и отправиться форсированным маршем на Борисов. Но мы прибыли туда слишком поздно, поскольку генерал Брониковский, которому была поручена охрана крепости[132], видя, что он окружен многочисленным врагом, счел, что его главной заслугой будет спасение гарнизона. Вместо того чтобы оказать ожесточенное сопротивление, которое дало бы корпусу Удино время прибыть ему на помощь, этот польский генерал оставил крепость, потом переправился со всем своим гарнизоном по мосту на левый берег и пошел по дороге на Оршу, где соединился с корпусом Удино, встретив его на подступах к Наче. Маршал принял его очень плохо и приказал ему возвращаться вместе с нами к Борисову.

В руках Чичагова находились город, мост через Березину и крепость, господствующая над этим мостом. Этот адмирал, которому его успехи вскружили голову, горел желанием сразиться с французскими войсками. 23 ноября он выступил нам навстречу вместе с главными силами своей армии. Авангард этой армии составлял сильный кавалерийский отряд под командованием генерала Ламбера, лучшего из военачальников Чичагова. Местность была ровной, поэтому маршал Удино выставил перед пехотой дивизию кирасир, а перед ними шла бригада легкой кавалерии Кастекса.

Русский авангард, двигавшийся навстречу французам, столкнулся с нашими кирасирами в 3 лье от Борисова, на равнине у деревни Лошница. Кирасиры очень мало сражались во время всей этой кампании и попросили, чтобы им была оказана честь быть в первых рядах колонны. При виде этих прекрасных, еще многочисленных полков, сидевших на хороших лошадях и сверкавших на солнце своими кирасами, русская кавалерия сразу остановилась. Затем, вновь обретя смелость, она бросилась вперед. Наши кирасиры яростно пошли в атаку, опрокинули русскую кавалерию и убили или взяли в плен около тысячи человек. Чичагов, которого уверяли в том, что армия Наполеона была лишь массой безоружных людей, действовавших без всякого порядка, не ожидал подобной храбрости и поторопился отступить к Борисову.

Известно, что после атаки большие лошади тяжелой кавалерии, особенно кирасирские лошади, не могут долгое время продолжать скакать галопом, поэтому 23-й и 24-й конно-егерские полки получили приказ преследовать противника, а кирасиры пошли во второй линии с умеренной скоростью.

Чичагов совершил не только ту ошибку, что встал перед корпусом Удино, но к тому же он притащил с собой весь обоз своей армии — свыше 1500 повозок! Так что в стремительном отступлении русских на Борисов царила такая сумятица, что два полка из бригады Кастекса нередко встречали помехи своему передвижению за счет повозок, брошенных противником. Эта сумятица стала еще больше, как только мы вышли в город, где улицы были загромождены багажом и тягловыми лошадьми, а между ними бродили русские солдаты, бросившие оружие и пытавшиеся догнать своих налегке. Тем не менее мы добрались до центра города, но потеряли драгоценное время, чем воспользовался противник, чтобы переправиться через реку[133].

Маршал приказал дойти до моста через Березину и попытаться переправиться по нему одновременно с русскими беглецами, но для этого нужно было бы знать, где находится этот мост, а никто из нас как следует не был знаком с городом. Наконец мои кавалеристы привели ко мне одного еврея, которого я допросил по-немецки. Но этот чудак или не понял немецкого языка, или притворился, что не понимает, и мы не смогли вытянуть из него никаких сведений. Я бы дорого отдал за то, чтобы иметь рядом со мной Лоренца, моего польского слугу, обычно служившего мне переводчиком. Но этот трус остался позади, как только началось сражение. Тем не менее надо было выйти из тупика. Мы проехали по улицам, послав впереди себя несколько взводов, наконец-то увидевших Березину.

Эта река еще не настолько замерзла, чтобы через нее можно было переправляться по льду, поэтому требовалось переходить Березину по мосту. Но чтобы им овладеть, нужна была пехота, а наша еще находилась в 3 лье от Борисова. Чтобы выйти из положения, маршал Удино, прибывавший как раз в эти минуты, велел генералу Кастексу приказать спешиться трем четвертям кавалеристов из обоих полков. Вооруженные мушкетонами, они образовали небольшой батальон и должны были идти в атаку на мост. Мы поспешили повиноваться и, оставив лошадей на соседних улицах под охраной нескольких человек, направились к реке под командованием генерала Кастекса, который в этом опасном деле захотел идти во главе своей бригады. Полный разгром, понесенный только что русским авангардом, внес большую растерянность в армию Чичагова, поэтому на берегу, занятом этой армией, царила большая паника. Мы увидели там массы беглецов, уходившие прочь из города. Поэтому, хотя мне сначала и показалось маловероятным, чтобы пешие кавалеристы без штыков смогли расчистить подходы к мосту и удержаться там, я вскоре начал надеяться на благоприятный результат, тем более что противник противопоставлял нам лишь немногих стрелков. Поэтому я приказал взводам, которые должны были первыми выйти на правый берег, захватить соседние с мостом дома, чтобы, овладев обоими концами моста, мы смогли защищать его до подхода нашей пехоты и таким образом обеспечить французской армии переправу через Березину. Но вдруг начали стрелять крепостные пушки, осыпавшие весь мост градом ядер. Этот обстрел, внеся беспорядок в ряды нашего небольшого батальона, заставил его немедленно отступить. Моментом воспользовалась группа русских саперов с факелами в руках, они подожгли мост. Но поскольку присутствие этих саперов мешало вражеской артиллерии стрелять, мы бросились на них! Большинство из русских были убиты или сброшены в реку, и наши стрелки потушили пожар на мосту, едва он начался. Но вдруг батальон русских гренадеров бросился в штыковую атаку и заставил нас покинуть мост, который вскорости был покрыт горящими факелами и превратился в громадный костер, чей жар заставил обоих противников уйти.