Книга Что-то кроме магии - Akana again
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что, если благодать Грааля открывается не каждому? Он простой монах, живущий в приюте для сирот и убогих. Конечно, по мере скромных сил старается обратить к Господу души тех, кого собрали тут со всей Британии четверо ученых книжников, но достаточны ли его труды? Он недостоин и потому видит лишь убожество старой деревяшки...
Монах грустно вздохнул и отложил чашу. Не с его скудоумием решать, безумцем ли был Джоскин или святым; он пообещал умирающему сохранить его вещь, и он ее сохранит. А Грааль это или не Грааль — пусть разбирается тот, кто искушен в таких делах. Может быть, такой человек когда-нибудь отыщется.
Джером обернул чашу куском чистого полотна и отнес в библиотеку — самое чистое и тихое место богадельни. Здесь он открыл самый дальний ларь и положил сверток на дно, под книги и свитки рукописей. Пополнения в библиотеку поступали редко и обязательно проходили через руки брата Джерома. Он проследит, чтобы никто не потревожил его тайну.
Шло время. В библиотеке исчезли лари, вместо них появились шкафы и стеллажи. Богадельня, затерянная в горах, превратилась в школу чародейства Хогвартс. Брат Джером заплутал между жизнью и смертью и вернулся привидением по прозвищу Толстый Монах. Но перед уходом в мир призраков он успел переложить сверток поглубже в один из шкафов. Но тут новый библиотекарь собрался обновить каталог всех имеющихся книг и затеял перепись…
Чашу едва не выкинули, но затем передумали и отправили в Выручай-Комнату, где уже в те времена стал скапливаться разный хлам. Толстый Монах не протестовал. Он боялся привлечь лишнее внимание к своему странному сокровищу.
Но и в Выручай-Комнате чаша долго не пробыла.
— Желающих поучаствовать в Турнире Трех Волшебников очень много, как станем выбирать трех чемпионов? — задумался тогдашний директор школы. — Заставим тянуть жребий?
— Пусть это делает магия, — предложил его друг. — Маглы кидают таблички с именами в шляпу… Сделаем волшебную шляпу!
— Шляпа у нас уже есть, не хотелось бы повторяться… Идея! Эй, кто там, принесите мне какой-нибудь ненужный черепок!
Монах уже потом узнал, что именно сочли самой ненужной вещью в замке. Директор гордился своим творением: изящный резной кубок, полный холодного синего огня. В произведении Высшей трансфигурации никто бы не угадал кривобокую плошку. Никто, кроме призрака…
Но он опять промолчал, рассудив, что чашу в случае нужды можно расколдовать обратно, и раз уж такой ученый человек, как директор, не углядел в наследстве Джоскина ничего особенного, то оно, скорее всего, и впрямь ничтожно. Или Грааль не открылся и директору? Как бы то ни было, но чаша спрятана надежнее некуда, решил брат Джером. Следующие пятьсот лет он за нее не беспокоился.
Когда Пивз стащил Кубок из директорского кабинета, Толстый Монах рассказал полтергейсту всю правду, опасаясь, что озорник сделает с ним что-нибудь нехорошее.
— Древнючая магловская цацка? А я-то думал… — фыркнул Пивз. — Успокойся, ничего с ней не станется. Пинта в нее войдет, как думаешь?
И вот теперь Кубок вновь в своем ларце и опять готов вспыхнуть на открытии Турнира. Радуясь Кубку, как старому знакомому, вспоминая все, что произошло с ним за века, Монах так увлекся, что не сразу услышал странный лязг за спиной: как будто кто-то мерно ударял в пол связкой металлических полос. Такой походкой в Хогвартсе обладал один человек: новый учитель ЗоТИ Аластор Грюм.
Да, именно Грюм посреди ночи забрался в кладовую завхоза и, ничуть не смущаясь, клацал своим протезом, расхаживая среди хозяйства Филча.
— Доброй ночи, — поздоровался Толстый Монах.
— Доброй, — буркнул Аластор. — Вот проверяю, не прячет ли кто темных артефактов или какой другой дряни… Это у нас что? Ага, шкатулка.
Он откинул крышку, направил палочку на Кубок и что-то прошептал. Призрак не разобрал слов заклинания, но его испугал грязно-желтый дым, на мгновение окутавший сосуд.
— Что вы делаете?!
— Сказал же, проверяю, — процедил Грюм. — Все в порядке.
Монах очень в этом сомневался. А еще его встревожила непонятная аура старого аврора: словно человек натянул на себя одежду с чужого плеча и она вот-вот свалится.
Глава 82. Лицедеи
Рослый аврор со значком службы внутренней безопасности Министерства на мантии преградил дорогу.
— Нежелательным персонам доступ в отделы и департаменты воспрещен.
— У меня назначена встреча со старейшиной Визенгамота Марчбэнкс, — возразил Квиррелл, но аврор в ответ молча сунул ему под нос циркуляр.
— Но Марчбэнкс меня ждет... Вы могли бы хотя бы сообщить ей, что я в Атриуме?
— Точно ждет? — дежурный смерил его взглядом от носков ботинок до капюшона мантии. — Ладно, сейчас...
Он порылся за пазухой, извлек бланк для вопиллера и взмахнул волшебной палочкой:
— Мадам Марчбэнкс, вас ожидает мистер Кливер, которого нельзя впускать.
— Квиррелл, — торопливо поправил Квиринус.
— Квилер, — уточнил аврор, сложил магическую бумагу самолетиком и отправил в полет по коридору. — Ждите. Да не здесь... Идите туда, к общественному входу.
Странно, что Гризельда в своем письме не упомянула о запрете, подумал Квиринус. Конечно, тон письма был далек от дружеского, но на такие мелкие пакости старая волшебница не способна. Скорее всего, запрет ввели совсем недавно.
Тут ему на глаза попалась доска с объявлениями. От нечего делать он принялся читать и обнаружил, что очутился в одной компании с бузотером-уборщиком, клерком, уволенным за аморальное поведение, и сумасшедшей ведьмой-посетительницей. Всем им доступ в отделы и департаменты был закрыт, а в случае неповиновения грозил штраф и насильственное выдворение. Правда, для ведьмы штраф заменялся принудительным лечением в Мунго. В перечне этих выдающихся личностей Квиррелл проходил как «общественно опасный сквиб».
— Допрыгались? — проворчали сзади. — Уже на порог не пускают?
Он не услышал, как подошла Марчбэнкс: в Атриуме было шумно — наступил обеденный перерыв.
— Извините, что не предупредила, — без перехода продолжила она. — Оказывается, распоряжение насчет вас было сделано только сегодня утром.
— Спасибо, что согласились меня выслушать, профессор.
— Надеюсь, вы не дадите мне повода пожалеть об этом.
Они сели на скамью у фонтана. С Марчбэнкс слетела вся суровость, она грустно и устало вздохнула.
— Та заметка в «Пророке»