Книга Давний спор славян. Россия. Польша. Литва - Александр Широкорад

Однако после формального объявления войны на французско-германской границе ничего не изменилось. Немцы продолжали возводить укрепления, а французские солдаты передовых частей, которым было запрещено заряжать оружие боевыми патронами, спокойно взирали на германскую территорию. У Саарбрюккена французы вывесили огромный плакат: «Мы не произведем первого выстрела в этой войне!». На многих участках границы французские и немецкие военнослужащие обменивались визитами, продовольствием и спиртными напитками.

Позже германский генерал А. Йодль писал: «Мы никогда, ни в 1938-м, ни в 1939 г., не были собственно в состоянии выдержать концентрированный удар всех этих стран. И если мы еще в 1939 г. не потерпели поражения, то это только потому, что примерно ПО французских и английских дивизий, стоявших во время нашей войны с Польшей на Западе против 23 германских дивизий, оставались совершенно бездеятельными». Это подтвердил и генерал Б. Мюллер-Гиллебранд: «Западные державы в результате своей крайней медлительности упустили легкую победу. Она досталась бы им легко, потому что наряду с прочими недостатками германской сухопутной армии военного времени и довольно слабым военным потенциалом… запасы боеприпасов в сентябре 1939 г. были столь незначительны, что через самое короткое время продолжение войны для Германии стало бы невозможным».

Замечу, что к августу 1939 г. политическое положение Гитлера не было столь прочно, как в августе 1940 г., после многочисленных побед германского оружия. Генералы вермахта были недовольны фюрером, и в случае решительного наступления союзников на западе и массированных бомбардировок германских городов они вполне могли устроить путч и уничтожить Гитлера.

Однако союзники и пальцем не пошевелили, чтобы помочь Польше. Ни одна их дивизия не перешла в наступление на западе, и ни одна бомба не упала на германские города. Позже эти действия английские и французские историки справедливо окрестят «странной войной». Вот на море, правда, английские моряки занялись любимым со времен сэра Фрэнсиса Дрейка делом — каперством. Они с удовольствием захватывали во всех районах Мирового океана германские суда. Дело это, кстати, очень прибыльное — потерь никаких, а деньги большие.

Подробное описание действий вермахта в польскую кампанию выходит за рамки монографии. Я только отмечу, что в ходе всей кампании немцы потеряли убитыми всего 16 343 солдата и офицера и 320 человек пленными и пропавшими без вести. Для справки скажу, что летом 1940 г. в ходе разгрома французской, английской, голландской и бельгийской армий немцы потеряли около 45 тысяч убитыми и 630 человек пленными и пропавшими без вести. А вот за первые три месяца восточной кампании в России они потеряли 149 тысяч человек убитыми и 8900 пленными и без вести пропавшими, не считая потерь германского флота, финнов, венгров, итальянцев и румын.[275]

Уже 5 сентября последовал приказ польского главного командования, предлагавший оставшимся частям армии «Поможе» «маршировать за армией „Познань“… на Варшаву». К 6 сентября польский фронт рухнул. Еще 1 сентября из Варшавы бежал президент страны И. Мосницкий. 4 сентября началась эвакуация правительственных учреждений. 5 сентября бежало правительство, а в ночь на 7 сентября бежал и главнокомандующий армией Э. Рыдз-Смиглы. 8 сентября германские войска уже вели бои в предместьях Варшавы. 9–11 сентября польское правительство вело переговоры с французским правительством о предоставлении ему убежища. 16 сентября начались польско-румынские переговоры о транзите польского руководства во Францию.

Перед советским правительством встал вопрос, что делать в сложившейся обстановке. Теоретически были возможны три варианта: 1 — начать войну с Германией; 2 — занять часть территории Польши, населенной белорусами и украинцами; 3 — вообще ничего не делать.

О первом варианте, то есть о войне СССР с Германией и Японией в одиночку и при враждебном отношении Англии и Франции, уже говорилось. Третий вариант дал бы немцам возможность сэкономить несколько недель в 1941 г. и позволил бы взять Москву еще в августе — сентябре 1941 г. И дело тут не столько в потерях личного состава вермахта в летнюю кампанию 1941 г., а в выходе из строя бронетехники и автомобилей. Русские дороги — «семь загибов на версту» — летом — осенью 1941 г. вывели из строя до 80 процентов германской техники. Французские автомобили вышли из строя еще до Смоленска, а затем «полетели» германские автомобили, включая полугусеничные. Уже в июле люфтваффе пришлось организовать доставку танковых двигателей и других запчастей по воздуху.[276]А в сентябре — октябре германские солдаты начали шарить по русским деревням и забирать худых советских лошаденок и крестьянские телеги. Тысячи пленных были расконвоированы и посажены ездовыми на эти телеги. Но даже экстраординарные меры не спасли передовые части вермахта, в ноябре — декабре 1941 г. остро ощущавшие дефицит топлива и боеприпасов.

Так что оставался только второй вариант, и советские войска 17 сентября перешли польскую границу, формально нарушив польско-советский пакт о ненападении 1932 г. Почему формально? Ну представьте, вы заключили договор с дееспособным человеком, а теперь он хрипит в агонии. Можно ли по-прежнему считать договор действительным? В частной жизни можно попытаться заставить выполнить условия договора наследников или государство. 17 сентября у Польши не было наследников, если не считать Германии. Международное право предусматривает аннулирование договора, если государство-контрагент прекращает свое существование. Правда, нашелся «известный советский историк» М. И. Семиряга, который утверждал, что, мол, договоры продолжают сохранять свое действие, «если государство-контрагент прекращает существование… если его высшие органы продолжают олицетворять его суверенитет в эмиграции, как было с польским правительством».[277]

Начнем с того, что 17 сентября 1939 г. не было никакого польского правительства в эмиграции, а члены бывшего польского правительства в этот день пересекали румынскую границу, но где они конкретно находились, не знали ни уцелевшие польские части, ни Москва, ни Лондон. А само утверждение Семиряги представляет собой полнейший бред.

Представим себе классическую ситуацию: страна А имеет договор со страной В о поставке больших партий вооружения. В стране В происходит государственный переворот, и вся власть переходит к новому правительству, но кучка людей бежит в страну С, где создает эмигрантское правительство. По Семиряге выходит, что страна А должна поставлять оружие эмигрантскому правительству… Если бы история развивалась по семирягинскому варианту, то уже давно Третья мировая война стерла бы с лица земли и Россию, и Америку. А ведь подобная чушь собачья одобрена кафедрой новой и новейшей истории МГУ.