Книга Неприятности – мое ремесло - Рэймонд Чандлер

Я ждал, нервы звенели от напряжения.

– И самого его к черту! Оставил свою шалаву без присмотра. Дался мне вонючий дом. И без него не пропаду. Я же пенсию получаю – военную пенсию.

– Это хороший дом, и место хорошее, – осадил его я. – Лучше выпей…

Хейнз послушался, прожигая меня ненавидящим взглядом.

– Паршивый дом и место паршивое! – рявкнул он. – Все опаршивеет, если жена ушла неизвестно куда. Может, с другим… – Инвалид стиснул левый кулак.

Через пару секунд кулак медленно разжался, и Хейнз налил себе полстакана виски. Содержимое бутылки стремительно уменьшалось. Глоток – и гигантская порция исчезла.

– Да что ты понимаешь! – прорычал он. – Хотя какого черта, от одиночества уже на стенку лезть впору! Я вел себя по-свински. Нет… просто слабину дал. Она… Красотка, под стать Берил. Такой же рост, сложение, волосы, походка… Прямо как сестры. Но в чем-то, конечно, отличаются, ну, ты понимаешь, о чем я, – покосился на меня пьянеющий Хейнз.

Я сочувственно кивнул.

– Помню… мусор на улице жег, – нахмурившись, махнул рукой инвалид. – Тут на заднюю веранду выходит она. В пижамке, прозрачнее, чем твой целлофан! В руках два стакана, полные… Выходит и улыбается так, с намеком… «Давай выпьем, Билл!» Ну я и выпил… Порций двадцать, не меньше. Небось догадываешься, что случилось дальше…

– Знаешь, подобное со многими порядочными парнями случалось.

– Оставил ее здесь без присмотра, этот… Зла на него не хватает! Короче, пока он сидел в Лос-Анджелесе, Берил нас застукала. В пятницу две недели будет…

Я замер. Замер так, что чувствовал каждую натянутую струной мышцу. «В пятницу две недели будет». Это же… прошлая пятница минус неделя – другими словами, двенадцатое августа, день, когда миссис Джулии Мелтон следовало ехать в Эль-Пасо. Тот самый день, когда она ждала поезда в предгорном отеле «Олимпия».

Отставив опустевший стакан, Хейнз достал из нагрудного кармана рубашки сложенный вдвое листочек с загнутыми краями. Я аккуратно его развернул и прочел написанное карандашом послание:

Подлый изменник, я лучше умру, но жить с тобой не буду.

Берил

– Тот левак был далеко не первым, – съязвил Хейнз. – Зато стал первым проколом. – Он хохотнул, а потом нахмурился. Я отдал ему записку, и он тут же спрятал ее в карман. – Какого черта я с тобой разоткровенничался?

Голубая сойка на сосне устроила перепалку с дятлом. «Кррак!» – огрызнулся дятел. Получилось не хуже, чем у попугая.

– Тебе одиноко, – спокойно проговорил я. – Нужно облегчить душу. Выпей еще. Мне, пожалуй, хватит. Значит, Берил уехала в твое отсутствие?

Уныло кивнув, Хейнз зажал бутылку между коленями.

– Мы поцапались, и я погнал на северный берег Пумьего озера, к приятелю. Настроение было хоть вешайся, а мысли об одном: скорее напиться и забыться. Ну я и не сплоховал… Домой вернулся часа в два ночи – естественно, на бровях. Ехал медленно, дорога – натуральный серпантин. Не успел – Берил уже исчезла.

– Это случилось в позапрошлую пятницу? И с тех пор ты жену не видел?

Пожалуй, с такой точностью я слегка перегнул палку: Хейнз смерил меня подозрительным взглядом, но, слава богу, ржаной виски делал свое дело. Хлебнув из бутылки, он посмотрел сквозь нее на солнце.

– Черт, почти пустая… Эта тоже умотала. – Он показал на противоположный берег. – Наверно, они поцапались.

– Или вместе сбежали.

– Мистер, вы не знаете мою крошку Берил! – заржал Хейнз. – Она если заведется, так заведется.

– Видимо, они обе заводные. У миссис Хейнз есть машина? Ты ж в тот вечер к приятелю ездил…

– У нас два «форда». На моем педаль газа пришлось установить слева, под здоровую ногу, ну и тормозную тоже. Берил взяла свой…

Поднявшись, я шагнул к озеру и швырнул в него окурок. Судя по темной синеве воды, глубина была приличной, равно как и уровень… Похоже, свою роль сыграл весенний паводок: в паре мест вода стояла вровень с вершиной дамбы.

Я вернулся к Хейнзу, успевшему поставить на виски жирную точку.

– Выпивка кончилась… Нужно еще раздобыть. С меня бутылка! – просипел он. – Ты-то едва горло промочил.

– У меня есть запас, – успокоил его я. – Как оклемаешься, отведешь меня к дому Мелтона, ладно?

– Ага… По берегу прогуляемся… Слушай, а ничего, что я нюни распустил? Ну, из-за Берил?

– Изливать душу время от времени полезно каждому, – заверил я. – Может, нам лучше пойти по дамбе? И быстрее, и ты не устанешь…

– Черта с два! У ноги жуткий вид, но ходок я отличный! К тому же вдоль берега целый месяц не бродил… – Неуклюже выпрямившись, Хейнз ненадолго исчез в доме и вернулся со связкой ключей. – Пошли!

Мы зашагали к маленькому деревянному причалу с павильоном. Тропка петляла между гранитными глыбами, то и дело спускаясь к самой воде. Грунтовая дорога осталась позади и на несколько метров выше. Хейнз шел медленно, не без труда передвигая правую ногу, и хранил угрюмое молчание: виски сделал его пленником собственных мыслей. Я первым поднялся по ступенькам причала, Хейнз – следом, громыхая протезом по деревянным мосткам. Мы добрались до конца и, остановившись у открытого павильона, прислонились к обшарпанным темно-зеленым перилам.

– Рыба здесь есть?

– Угу, радужная форель, ушастый окунь. Сам я рыбу не особо уважаю, хотя сейчас все на ней точно свихнулись.

Перегнувшись через перила, я вгляделся в темную воду. Почему-то на глубине она кружилась, как в воронке, а под причалом колыхалось что-то зеленоватое. Хейнз тоже наклонился к воде. Причал строили на совесть, с подводным настилом, который был шире самого причала, словно раньше озеро находилось куда ниже и к подводному ныне настилу приставали лодки. Сейчас у деревянных мостков покачивалась привязанная измочаленной веревкой плоскодонка.

На плечо легла ладонь Хейнза, и я чуть не взвыл: его пальцы железными тисками впились в мои мышцы. Пришлось поднять голову. Билл с какой-то безумной сосредоточенностью смотрел на воду. Лицо побелело, лоб покрылся испариной. Я еще раз вгляделся в глубину.

Нечто похожее на человеческую руку в длинном темном рукаве медленно выплыло из-под утопленного настила, замерло, а потом снова исчезло из виду.

Хейнз расправил плечи, мгновенно протрезвевшие глаза стали страшными. Не сказав ни слова, он зашагал к лежащим на берегу камням, нагнулся и захрипел от натуги. Выпрямив спину, он оторвал от земли валун, весивший фунтов сто, не меньше, прижал к груди и уверенно, словно забыв о непослушном протезе, зашагал обратно по причалу. Добравшись до самого конца, Билл поднял валун над головой и на секунду замер. Мускулистая шея напряглась, сквозь стиснутые зубы прорвался полный страдания стон, а затем, всем телом вложившись в рывок, он швырнул валун в озеро.