Книга Большое шоу в Бололэнде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года - Бертран М. Пэтнод

даже тюрьмы — святая святых Советской России, куда даже большевистские чиновники не могут попасть без пропусков. «АРА» (arrah) обычно было «Сезам, откройся» перед любой дверью».

Несмотря на многие трудности, связанные с «отношениями с правительством», американцы в округах чувствовали, что местные чиновники лично обращались с ними — в отличие от тех, кого направила Москва, — в целом дружелюбно и вежливо. Барринджер оценил его на «отлично».

Президент Губисполкома или губернатор штата часто брал на себя странные обязанности с приходом американцев. Если вам нужна была кровать или наволочка, вы обсуждали этот вопрос с президентом, который часто привозил их лично. Казалось нелепым, что человеку, чье слово было законом среди четырех миллионов граждан России, пришлось бы много беспокоиться, чтобы найти подходящее здание и необходимые удобства, такие, какие требовались нашей миссии.

При всех опасностях и неудобствах, связанных с работой по оказанию чрезвычайной помощи, жизнь в штаб-квартире округа предлагала определенные удобства, которые в любой стране сошли бы за роскошь. Чайлдс хвастался своей матери хорошей жизнью в Казани: «С «Кадиллаком», двумя «Доджами», двумя «Фордами», летним домом, личным пароходом и моим собственным специальным железнодорожным вагоном я вряд ли мог бы жить лучше, как ты думаешь? Почему даже Хардинг не может взять с собой свой автомобиль, когда выезжает на «Мэйфлауэре», как это могу сделать я. Я надеюсь, что такая жизнь меня не испортит, но, боюсь, она склонна к этому». Его новая жена Джорджина, которая до 1917 года жила в аристократическом комфорте в Санкт-Петербурге, однажды удивила его, спросив, смогут ли они вести такое же существование в Штатах. «Прошло двадцать четыре года, прежде чем мы даже приблизились к этому стандарту», — вспоминал он много лет спустя.

По ощущению власти и ответственности немногие должности в АРА — и уж точно ни одна за пределами московской штаб-квартиры — не превосходят должность районного инспектора. Москва определяла общее распределение продовольствия для каждого округа — хотя каждый яростно лоббировал увеличение своих ассигнований, — но в пределах своей компетенции надзорный орган принимал решения по большинству вопросов распределения, основываясь на отчетах российских и американских инспекторов, условиях транспортировки, площади складов и других факторах, включая, иногда, сиюминутную прихоть. Поскольку население типичного района исчислялось несколькими миллионами, в то время как ассигнования могли прокормить только сотни тысяч, это были решения о жизни и смерти. Открытие кухонь или склада в одном подрайоне обязательно означало гибель жителей в другом. Обычно это было таким же безличным делом, как изменение положения прямых булавок с круглыми цветными головками на карте района в кабинете начальника, поэтому обреченные не представали перед его мысленным взором, оставаясь всего лишь названием на карте. Конечно, прибытие эмиссара, ходатайствующего о помощи и рассказывающего истории о горе, усложнило принятие решения: теперь у этого имени появилось лицо.

Большинство заявителей у дверей кабинета надзорного органа были из числа жителей города, пришедших подать апелляцию по отдельному делу или от имени группы — артистов, профессоров, учителей, врачей, священников и других. Часто целью их посещения была помощь в виде продуктовых наборов, особенно в тех местах, где действуют крупные программы денежных переводов продуктов питания, такие как Харьков, о чем свидетельствует история этого района:

Несомненно, офис каждого районного надзирателя был местом тревожной тоски, неожиданной радости, слезливой и сердечной благодарности, и этот не стал исключением.

Пожилая вдова без друзей или родственников с голодающей семьей, разоренный вдовец, потерявший жену от тифа и оставшийся с четырьмя маленькими детьми, престарелый и слепой, высокообразованная гранд-дама прошлых времен, ныне одетая в лохмотья и подорванная здоровьем, профессор заброшенной науки, похожий на нищего и страдающий от тяжелого бремени туберкулеза — все они приходят в штаб-квартиру АРА, получают в подарок еду и уезжают с неизменной благодарностью щедрости американского народа.

Если пакеты не были профинансированы иностранным донором и предназначены для конкретного бенефициара или профессиональной группы, решение об их распределении оставалось за американцами, и не существовало свода правил, которым они могли бы руководствоваться при вынесении суждения о значимости дела. Иногда разница между «да» и «нет» сводилась к чему-то неосязаемому. Келли присутствовал, когда комитет священников Уфы позвонил, чтобы попросить АРА о пайке кукурузы. «Они получили продуктовые наборы через АРА и пришли к выводу, что АРА существует для того, чтобы помогать им». Белл объяснил, что у него нет права голоса в отношении того, кто может получать кукурузу, поскольку это было решение местного комитета АРА, которое было верным только технически.

«По пятам за священниками показывается красный офицер». Он выздоравливает от тифа, и его полк ушел в Омск. Армейская система его не предусматривает, и он просит Белла о помощи. «У него приятная внешность, и Надзирателю, вероятно, немного польстило, что офицер оказался настолько бесхитростным, что обратился к АРА за помощью в своем бедственном положении. Он удивляет переводчика, написав приказ начальнику отдела денежных переводов продуктов питания выдать заявителю продовольственный набор общего назначения. Это вызовет много сплетен среди персонала и еще больше запутает их представления об американцах».

Многие из этих просителей, за исключением блефующих, каким-то образом пришли к убеждению, что им отказывают в их справедливой доле щедрости АРА — «Наверняка где-то должна быть ошибка» — и некоторым из этих полубезумных, обезумевших от голода людей было отказано с немалым трудом. Другие, возможно, введенные в заблуждение разговорами о «чуде» АРА, переоценили земные силы своих американских спасителей. Фредди Лайон изо всех сил пытался запустить шоу в Оренбурге в морозный ноябрь 1921 года, когда в его офис вошла «огромная женщина» и попросила, чтобы он принес «облегчение» в ее дом. Ее муж отказался работать, и она захотела развестись. Услышав о знаменитой «эффективности» АРА, она обратилась к его представителю с просьбой оказать ей немедленную помощь, удовлетворив ее желание. Лайон, весьма удивленный, объяснил, что пока работа великого АРА ограничивается кормлением детей; суды по разводам отложены на другой день.

Бабин, переводчик из Саратова, рассказывает о более типичной путанице в своей дневниковой записи от 12 декабря 1921 года. Пожилой немецкий крестьянин из Гнадентау позвонил в то утро в офис АРА и поинтересовался от имени своих соседей, «не может ли Кинн сделать что-нибудь, чтобы очистить их район от бандитов. Подавив улыбку и предупредив Кинна, я перевел просьбу немцев. Но туповатый янки не оценил юмора ситуации».Хуже того, он послал за представителем правительства Порецким и велел ему передать заявление старика главному государственному комиссару. Немец едва успел сказать, что среди этих бандитов были хорошие люди, которые хотели прекратить свои набеги, но не доверяли объявлению советской амнистии — что они действительно сдались бы, если бы американцы поручились за Советы, что были «белые бандиты» и «красные бандиты», и что