Книга Река без берегов. Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна. Книга первая - Ханс Хенни Янн

Нижняя половина поделена на дневную (солярную) часть [по отношению к нам она находится слева] и часть ночную (лунарную) [по отношению к нам — справа]. Такая композиция приводит на память строки из дневника Янна (см.: Деревянный корабль, с. 468):

На видном месте я соорудил крест из овса (Haferkreuz), [символизирующий] четыре стороны света, четыре понятия: верхний мир (Oberwelt), нижний мир (Unterwelt), рациональное, иррациональное. Позитивное и негативное, нашу жизнь и наши сны по ту сторону всего сущего.

В самом низу — четыре первоэлемента в стеклянных шарах, охраняемых двумя птицами: слева — огонь и воздух под крыльями феникса (Phoenix), символа возрождения; справа — вода и земля под крыльями орла (Aquilla).

«Левая, или солярная, сторона гравюры изображает процесс кальцинации. Красный лев символизирует огненную, маскулинную энергию делания. Мужчина — это Sol [Солнце], представляющий маскулинный компонент природы и личности» (Hauck). Вообразим себе, что этот мужчина — Густав Аниас Хорн, человек, наделенный творческой энергией, и удовлетворимся пока таким объяснением. Лайонел Эскотт («Львенок, обитающий на Востоке») — так звали таинственного персонажа, построившего деревянный корабль.

«Правая, или лунная, часть гравюры изображает процесс диссолюции [растворения]. В правом нижнем углу виден олень, стоящий прямо, как человек. Известный алхимикам как „бегущий олень“, он символизирует летучую, женственную, водную энергию Делания. Обнаженная женщина, известная как Luna [Луна], является женственным компонентом человеческой личности. В левой руке она держит виноградную гроздь, символ жертвоприношения, а ее правая рука [как и левая рука Сола. — Т. Б.] прикована к Тучам невежества» (Hauck). Эта «лунная часть» определенно вызывает ассоциации с трилогией Янна, и особенно со «сновидческими» главами «Январь», «Февраль», «Март». Олень упоминается в романе как спутник некоего архаического бога («Тысячекратные изображения высшего существа для меня как бы сгустились в этот один грубый, сказочный, колдовской образ», Свидетельство I, с. 123), про Тутайна же говорится, что у него «оленье дыхание». Кроме того, на теле Тутайна вытутаированы орел и обнаженная женщина. Луна многократно упоминается в этих главах, что же касается женщины, то она может воплощать разные проекции женской анимы Хорна (Свидетельство II):

Я думал о матери, на чьих коленях когда-то лежала моя голова, об Эллене, державшей мою голову на своих коленях, о многообразном теле с двадцатью ногами и двадцатью бедрами, как у танцующего Шивы… телом двенадцатилетнем, когда оно предстает как Буяна, четырнадцатилетним — как Эгеди или Конрад, шестнадцатилетним — как дочь китайца, семнадцатилетним и фиолетовым — как негритянка, девятнадцатилетним — как Мелания, двадцатилетним — как Гемма… Всегда это был все тот же зов земной любви, которая расширяет и размножает первоначальное тело, побуждает его сделать шаг от попытки к неутолимому желанию: закон, состоящий в том, что наше желание должно постепенно найти для себя некий осязаемый облик… облик рожденного женою, издалека идущего нам навстречу… и обрести утешение, которое дарит плоть ближнего.

Хорн мог бы сказать о ней (см. выше, с. 124): «Она тоже потомок какой-то богини. Но — богини земной; она произошла от ребра падшего ангела: эта прародительница людей, Праматерь, соблазняющая нас на радости, которым мы вновь и вновь предаемся, чтобы плоть выстаивала, сохранялась».

«В центре нижней части алхимик-гермафродит держит два топора, усеянных звездами, которые символизируют высшую способность различения и силы сепарации. Этот могучий алхимик символизирует успешное воссоединение противоположных сил, находящихся слева и справа от него. Его одеяние — наполовину черное, с белыми звездами, и наполовину белое, с черными звездами. Иными словами, каждая часть его личности содержит семена своей противоположности, то есть он не отринул и не разрушил соревнующиеся силы противоположностей, а лишь интегрировал их в собственное существо» (Hauck). Два льва под его ногами «представляют Сульфур и Меркурий, душу и дух алхимика, соединяющиеся, чтобы образовался фермент (предшественник Камня), символом которого здесь является густая субстанция, вытекающая из общей пасти двух животных. Такое смешение рационального и иррационального, разума и чувства, мужского и женского начал является необходимой частью любого акта творения» (Hauck).

«Могучий алхимик» в романе представлен образом Старика — доктора, по чьей воле происходит воссоединение «его дочери» (галеонной фигуры), и Аугустуса. О символическом значении расчленения тела (на алхимических рисунках) Эжен Канселье пишет (в статье «Золотое руно», Алхимия, с. 173): «…это не что иное, как растворение (солюция), производимое в соответствии с герметическим утверждением о том, что „тот, кто не знает способа разрушения тела, не знает и способа его совершенствования“». Похоже, что у Янна дочь Старика и Аугустус представляют не «душу и дух», а душу и телесность. Старик подвергает дочь расчленению потому, что она хотела «закутаться с ног до головы и стать монашенкой. Хотела покорствовать слову, а не жизни» (см. выше, с. 306). Тутайн, в свою очередь, во второй книге «Свидетельства» объясняет эту коллизию так (Свидетельство II):

Душа, которая сама по себе слепа и глуха, бесчувственна и бездвижна, нуждается в Теле, чтобы через врата его восприятия в нее хлынули окружающий мир и время. И любовь. Без плоти Душа не познает любви. Почему же тогда всегда презирают Тело, которое тащит на себе бремя страданий и, как смышленый слуга, обслуживает тысячи образов, в которых является любовь? Разве сама Душа не хочет любить?

Интересно, что и визуально обитель доктора напоминает положение «могучего алхимика» на гравюре Мериана. Полицейский объясняет Хорну (см. выше, с. 291): «Больница Старика расположена на возвышенности над городом в каштановом лесу». Согласуется с этим и точка зрения Юнга (Дух Меркурий, с. 44–46): «Но особенно важно для толкования Меркурия его отношение к Сатурну. Меркурий-старец идентичен Сатурну… Сатурн — „старец на горе…“».

По мнению Д. У. Хаука, деревья и кусты, окружающие алхимика, символизируют стадии и компоненты алхимического процесса: «Непосредственно за спиной алхимика — три ряда растений, символизирующие семь алхимических операций, трижды исполненных в совершенстве. Первые два ряда содержат по шесть кустов, и их кульминация — древо злата на вершине горы. Каждый куст отмечен алхимическим знаком какого-то сложного металла. Позади этих кустов — полукруг из деревьев, и каждое дерево отмечено символом одного из чистых металлов».

В романе этому соответствует великолепная метафора, где деревья олицетворяют прожитые годы и жизненные достижения (Свидетельство I, с. 372):

И все же я вижу в себе ландшафт многих лет. Я вижу просторное поле, через которое мы прошли. Сейчас на нем стоит выросший лес, и наши следы теряются. Деревья времени, папоротниковые заросли дней: они становятся все гуще. Пятнадцать или шестнадцать лет нашей жизни. Причем, как говорится, лучших лет. Вплоть до отметки 35, 36 или 37. Я постараюсь изъясняться понятно. Вот большое поле. На нем растут деревья времени. Неважно сколько. Мы прошли мимо миллионов людей. Мне важно знать, что я не более виновен, чем они. Не менее ценен. Что моя авантюра не хуже, чем у любого из них.