Книга Выживания не гарантирую - Андрей Лазарчук

Было начало восьмого.

ЛЮСЬЕНА

Это наверху следы долго не держатся. А в пещёрах сразу ясно, ходят здесь или не ходят, а если ходят, то как много и как часто. Так вот, в этой пещере разве что на арбе не ездили, а всё остальное было. Даже овец гнали. Правда, довольно давно.

Овцы. В пещере. Зачем? Не представляю…

Но до того, как набрести на след овец, мы нашли жилое помещение, и это было очень кстати, потому что в верхних пещерах, понимаете ли, много холоднее, чем на открытом воздухе. В нижних ярусах – если туда попадёшь, конечно – можно согреться, да и то как когда; в верхних всегда прохладно и сыро.

Так вот, в этом жилом помещении было парадоксально тепло и сухо. Попали мы туда случайно: из широкого коридора, уходящего вниз, вдруг открылся отнорочек, в который любопытный Гагарин и заглянул. Отнорочек резко поворачивал вверх, там были вырублены ступеньки, Гагарин по ним поднялся и радостно – хотя и шёпотом – позвал меня.

Ход этот вёл на середину небольшой круглой, со сводчатым потолком, пещерки. В ней отчётливо ощущалось движение воздуха, причём воздух был тёплый, с едва уловимым запахом не то грозового озона, не то разломленного кремня. Под стенами стояли три солдатские складные кровати и складной же столик, заваленный книгами и туго набитыми папками. В папках были чертежи – чего именно, ни я, ни Гагарин не поняли. Ещё рядом со столом стоял зелёный стальной ящик, запертый, и что в нём, мы так и не узнали. Но что-то очень тяжёлое, ящик даже не удалось оторвать от пола.

В общем, из полезных вещей мы оттуда прихватили два одеяла, а из полезных знаний – знание о тёплой струе воздуха и ещё о чуть ощутимой вибрации, её можно было почувствовать, если тылом кисти коснуться одной из стен…

Ну, а самое главное чуть не ускользнуло от наших глаз: уже на выходе Гагарин случайно посветил на противоположную стены – и увидел нарисованную прямо на стене карту. Целый час до этого мы её не замечали.

Ничем мы не занимались, не распаляйтесь. Мы оба были тупые, как деревяшки. Потом – да. Но не тогда.

В общем, Гагарин держал фонарь, я срисовывала карту на оборот какого-то чертежа, воздух чуть слышно шелестел, а потом откуда-то из глубины по камню, через подошвы, донёсся рёв. Он был далёкий, невнятный, глухой, – но в коленках вдруг стало мягко и щекотно.

84

Ригдзин с тех пор, как я его видел последний раз, ещё больше сморщился и скрючился, а вот жена, Маруся, стала ещё более объёмной и статной. Дочери их, унаследовавшие от отца чёрные волосы и раскосые лукавые глаза, а от матери рост и манеру поводить плечами, прятались на своей половине и только изредка как бы по делам выглядывали, пробегали на кухню или в садик, чем-то шуршали. Всего дочерей было восемь, но старшая уже вышла замуж и жила где-то на юге в воздушном замке; младшая, Элька, этой осенью пойдёт в школу.

То ли для маскировки, то ли для дополнительного заработка Ригдзин вкалывал на лесопилке точильщиком и разводчиком. Здесь же, почти на территории, он и проживал. Среди смолистых запахов и звона ленточных пил.

Вообще-то он был одним из тех спецов, которые ставили нам импланты. После войны у некоторых из нас, оставшихся в живых, возникли с имплантами проблемы, так что секретный доктор Ригдзин не жаловался на отсутствие постоянной клиентуры…

Армен был его, если можно так выразиться, самым постоянным клиентом. Разумеется, из тех, с кем я поддерживал связь; про остальных не знаю. Вот и сейчас он проходил у Ригдзина курс массажа и точечного прижигания – без малейшей надежды на реальный успех, а так, чтобы продлить существование. На сегодня процедуры кончились, Армен улетел туда, где остановился, то есть в «Счастливую вдову Нэ». Этакое комплексное заведение: гостиница, бордель и казино. Армен владел им вскладчину с зятем бургомистра и двумя помощниками шерифов.

Можно было, конечно, и мне полететь, там неподалёку есть посадочная площадка, да и много ли Собаке надо? – но я решил идти пешком, налетался сегодня до онемения в конечностях, надо размять ноги, а лишних полчаса уже ничего не решают, да и девчонки Ригдзина как раз собирались в лавочку, вот и пойдём вместе. И потом: если чувствуешь, что опаздываешь, – замедли шаг…

Ясный – самый большой город в нашем полушарии. Он стоит почти на экваторе, но всё-таки немного севернее, поэтому я и говорю: «в нашем». На Юге по крайней мере три города много крупнее его. Это Лянхай, Путэнь и Орлин. Я был только в Лянхае, меньшем из них, и скажу одно: впечатляет. Не только размерами.

Население Ясного пёстро и обильно, а сам город, хоть и велик в целом, расчленён на девять обособленных частей и потому не производит впечатления огромной человеческой кучи. Жилые кварталы разделены либо густыми парками и садами, либо глубокими оврагами, через которые перекинуто множество мостов. В обширном треугольном устье одного из оврагов, за-над обрывом, висит постоянный воздушный посёлок – Жёлтый. Почему Жёлтый, не знает никто. Возможно, когда-то давно все шары в нём были жёлтыми. Или потому, что его населяли в основном китайцы. Или почему-то ещё.

В Жёлтом и находилась «Счастливая вдова Нэ». А также множество лавок, лавочек, павильончиков, тату-кабинок, кабачков и прочих культурных заведений. Жизнь там не замирала ни на минуту ни днём, ни, тем более, ночью.

Компанию мне по прогулке составили две средние дочки Ригдзина, Аня и Настя; отец отрядил их в «Умай-ана», магазинчик, где продавали всяческие шаманские и врачебные прилады, ему надо было пополнить запас своих снадобий. Весело чирикая о пустяках, мы спустились с невысокого плато, где стояла лесопилка, на террасу, сразу попав в плотную городскую застройку. Когда я первый раз побывал в Ясном (мне было четырнадцать лет, я закончил восьмилетку и на лето устроился стюардом на паром), меня просто в самое сердце поразили здешние дома, похожие на увеличенные куриные клетки, то есть вместо передней стены – лианная или деревянная решётка, причём у многих домов чисто символическая, между прутьями ограждения можно свободно пробраться. Всё это оплетено хмелем или плющом, или какими-то другими вьюнами, часто цветущими. И по этим зелёным плетёным фасадам – множество плетёных же лестниц…

А ещё в Ясном принято почему-то носить обувь или на деревянных подошвах, или на кожаных, но с подковками. И весёлый цокот множества молоточков по туфовым или деревянным – здесь они называются «пнёвыми» – тротуарам и мостовым… нет, к этому тоже можно привыкнуть, но…

В общем, я никогда не застревал в Ясном надолго.

Квартал на предмостьях к Жёлтому, через который мы сейчас шли, назывался Перечным – тут в основном жили торговцы пряностями, кореньями и приправами. Тут же они и торговали, кто в лавочках на первых этажах, а кто с одноногих расписанных лотков. Запахи стояли умопомрачительные, продавцы потрясали в воздухе мешочками, связками, пучками, снопами трав, сушёных и свежих, хвалили товар, зазывали внутрь, поскольку всё, что снаружи, – это так, мелочь, самое ценное припрятано…

Я пополнил свой небольшой запас табака. Здесь он всегда свежий и непосредственно с ферм. Для меня трубочка – это как для гадателя карты или для шамана бубен, то есть инструмент, помогающий сосредоточиться. Ну, или – погасить эмоции.