Книга Американская империя. С 1492 года до наших дней - Говард Зинн

В последние десятилетия XX в. не только подоходный налог стал менее прогрессивным; налог на социальное страхование стал более регрессивным. То есть постоянно росли отчисления от зарплат малоимущих и представителей среднего класса, но, когда годовой заработок достигал 42 тыс. долл., размер налоговых вычетов больше не увеличивался. К началу 90-х гг. семья, зарабатывавшая в среднем 37,8 тыс. долл. в год, платила с этой суммы 7,65 % в виде налогов на социальное страхование. Семья же с доходом 378 тыс. долл., т. е. в 10 раз больше, отчисляла 1,46 % доходов.

Результатом повышения уровня налоговых отчислений с заработной платы стало то, что три четверти всех наемных работников с каждым годом платили государству больше через налоги на социальное страхование, а не через подоходный налог. Как ни постыдно для Демократической партии, которая, казалось бы, была партией рабочего класса, эти повышения налогов на заработную плату стали происходить в период администрации Джимми Картера.

В условиях двухпартийной системы, если обе партии игнорируют общественное мнение, избирателям не к кому обратиться за поддержкой. В вопросах налогообложения было ясно, что американцы стремились к установлению действительно прогрессивной шкалы. У. Грайдер напоминает, что вскоре после окончания Второй мировой войны, когда ставки налогов на доходы самых богатых поднялись до 90 %, опрос, проведенный Институтом Гэллапа, показал, что 85 % граждан считали федеральный налоговый кодекс «справедливым». Но к 1984 г., когда демократы и республиканцы уже провели в жизнь все эти налоговые «реформы», опрос общественного мнения, проведенный Налоговой службой США, выявил, что 80 % респондентов были согласны со следующим утверждением: «Существующая налоговая система благоприятствует богатым и несправедлива по отношению к обычным работающим мужчинам и женщинам».

К концу президентства Р. Рейгана в Соединенных Штатах существенно расширилась пропасть между богатыми и бедными. Если в 1980 г. руководители корпораций получали в 40 раз больше заводского рабочего, то к 1989 г. этот разрыв увеличился до 93 раз. За 12 лет (с 1977 по 1989 г.) доходы до выплаты налогов у 1 % самых состоятельных американцев выросли на 77 %; в то же время самые малоимущие – две пятых жителей страны – никак не увеличили свои доходы, – напротив, они немного уменьшились.

Из-за благоприятных для состоятельных людей изменений в структуре налогообложения, в 80-х гг. 1 % самых богатых граждан увеличили на 87 % размер своего дохода после уплаты налогов. В то же время доход после уплаты налогов у наименее обеспеченных четырех пятых населения то опускался на 5 % (до самого низкого уровня), то поднимался, но не более чем на 8,6 %.

Притом что низы общества в целом почувствовали ухудшение своего положения, особенно тяжело это отразилось на чернокожих, испаноязычных, женщинах и молодежи. Обнищание групп населения с низкими доходами, которое происходило в годы правления Р. Рейгана и Дж. Буша-старшего, более всего коснулось семей черных американцев, у которых изначально не хватало ресурсов и которым на работе приходилось сталкиваться с расовой дискриминацией. Победы движения за гражданские права приоткрыли возможности для некоторых афроамериканцев, но большинство осталось на задворках общества.

В конце 80-х гг. по меньшей мере треть негритянских семей оказалась за официальной чертой бедности, а безработица среди чернокожих, похоже, зафиксировалась на уровне, в 2,5 раза превышающем уровень безработицы среди белых. Этот показатель среди черной молодежи составлял от 30 до 40 %. Средняя продолжительность жизни афроамериканцев была по крайней мере на 10 лет меньше, чем белых. В Детройте, Вашингтоне и Балтиморе уровень детской смертности среди чернокожих превосходил аналогичный показатель в таких странах, как Ямайка или Коста-Рика.

Следствием бедности были разрушенные семьи, домашнее насилие, уличная преступность и наркотики. В Вашингтоне, где негритянская беднота сконцентрировалась всего лишь в нескольких минутах ходьбы от мраморных зданий федерального правительства, 42 % чернокожей молодежи в возрасте от 18 до 35 лет или находились в тюрьме, или имели статус условно-досрочно освобожденных либо осужденных условно. Уровень преступности среди черного населения, который следовало воспринимать как кричащее требование борьбы с бедностью, использовался политиками, призывавшими строить больше тюрем.

После принятия в 1954 г. решения Верховного суда США по делу «Браун против совета по образованию» начался процесс десегрегации школ. Однако бедность удерживала чернокожих детей в гетто, и многие школы страны оставались разделенными по признакам расовой и классовой принадлежности. Решения Верховного суда, принятые в 70-х гг., определили, что в равном распределении финансовых ресурсов между бедными и богатыми школьными округами нет необходимости (дело «Независимый школьный округ Сан-Антонио против Родригеса») и что не требуется перевозка учащихся на школьных автобусах между богатыми пригородами и городскими трущобами (дело «Милликен против Брэдли»). В глазах приверженцев свободы предпринимательства и невмешательства государства в экономику бедняками были люди, которые не работали и ничего не производили, и потому они могли винить в своей нищете только себя. Сторонники таких взглядов игнорировали тот факт, что женщины, которые сами ухаживали за детьми, трудились очень тяжело. Они не задавались вопросом почему малолетние, которые еще не достигли работоспособного возраста, должны быть наказаны (вплоть до смерти) тем, что росли в бедной семье.

По иронии судьбы республиканец Кевин Филлипс, анализируя рейгановский период, писал: «Все меньше и меньше богатства доставалось людям, которые что-то производили… непропорциональное распределение благ общества шло на пользу экономическим, юридическим и культурным манипуляторам – от адвокатов до финансовых консультантов».

В середине 80-х гг. в Вашингтоне начал разгораться крупный скандал. Дерегулирование ссудосберегательных банков, начавшееся при Дж. Картере и продолженное Р. Рейганом, привело к рискованным инвестированиям, что, в свою очередь, истощило активы, сделав банки должниками перед своими вкладчиками, которым надо было выплатить миллиарды долларов по застрахованным правительством депозитам.

Чем больше проходило времени и чем дольше проблема оставалась в тени, тем больше потребовалось бы денег, чтобы расплатиться с вкладчиками и выручить эти банки. Цифра была близка к 200 млрд. долл. Во время избирательной кампании 1988 г. кандидата на пост президента США от Демократической партии Майкла Дукакиса удержали от того, чтобы обвинять республиканскую администрацию, поскольку демократы в Конгрессе принимали большое участие в создании этой ситуации, а затем в ее сокрытии. Поэтому избиратели оставались в неведении.

Огромную утечку казначейских денег на военные расходы президент Д. Эйзенхауэр однажды назвал «кражей» средств, необходимых на гуманитарные потребности. Но это было приемлемо для обеих партий, в то время как демократы соревновались с республиканцами, показывая электорату, какие они «жесткие».

Став президентом, Дж. Картер предложил увеличить военный бюджет на 10 млрд. долл., совершив тот самый акт, который ранее описал Эйзенхауэр. Демократы и республиканцы одобряли подавляющим большинством голосов все огромные военные бюджеты периода после Второй мировой войны, от Трумэна до Рейгана и Буша-старшего.