Книга Наследство последнего императора - Николай Волынский

Он разволновался, поставил стакан и зашагал по комнате. Новосильцева с интересом за ним наблюдала.

– И потому они его убили! – остановился Иван Иванович. – Самым что ни на есть бандитским, уголовным образом. Потому что, как неизбежное следствие сталинских реформ, могла возникнуть в стране еще одна партия – конечно, коммунистическая, по крайней мере, по названию, но она стала бы конкурентом КПСС. Представляете? Конкурентом для Никиты, Маленкова, Кагановича… Сталин даже верного Микояна щелкнул по носу на том съезде и всем им дал понять, чтобы никто из его, Сталина, окружения и не помышлял о верховной власти. Если вы читали воспоминания Константина Симонова о том съезде, то должны помнить…

– Нет, любезный мой Иоханаан, не читала. Доверьтесь мне, я никому не скажу!

– Нисколько в том не сомневаюсь, – заверил Иван Иванович. – На том съезде Сталин в очередной раз заявил о своей отставке. «Стар я, – сказал, – поработал… Ухожу!» И Симонов пишет, что Маленкова обуял такой ужас, что он в обморок при всех едва не упал. И первым стал кричать, что нельзя Сталину уходить.

– А, может, Сталин проверял их? – предположила Новосильцева. – Чтобы тех, кто проголосовал бы за его уход, отправить в лагеря?

– Вполне возможно, – согласился Иван Иванович. – Но тогда чего бояться Маленкову? Нет, он перепугался, поняв, что на этот раз Сталин действительно может уйти. Струсил потому, что понял: не будет Сталина во главе партии – значит, этой партии каюк. Она Сталину не нужна.

Новосильцева аккуратно зачерпнула чайной ложкой из вазочки варенья черноплодной рябины и осторожно пробовала.

– Ум, – промурлыкала она. – Недурно. Точнее, очень вкусно. Это что? – и сама себе ответила. – Вишня. Да? Надо у гарсона спросить.

– Не надо, – ответил Иван Иванович. – Я знаю.

– И что?

Иван Иванович лукаво улыбнулся.

– А вы отгадайте!

Новосильцева отправила себе на язык еще две ложки.

– Вишня? Конечно, вишня!

– Нет, – возразил Иван Иванович.

Она еще съела.

– Странно… Натуральная вишня… Может, черная смородина? Когда-то СССР экспортировал черную смородину за валюту – чуть ли наравне с черной икрой.

– Было, – согласился Иван Иванович. – Но это не черная смородина.

– Ну, тогда… фей-хуа.

– Не ругайтесь!.. Все равно мимо! – торжествующе заявил он. – Эх, надо было с вами пари заключить!..

– Довольно, не томите! – потребовала она. – Что?

– Черноплодная рябина.

Она удивилась.

– Надо же! Во Франции черноплодную рябину считают декоративным кустарником. И всячески стараются ограничивать. Или вообще вырубают.

– Во Франции и русский квас не знают. В «Войне и мире» Толстого французы называют квас «limonade de cochone» – свинячий лимонад, – ввернул Иван Иванович.

– Ну, знаете ли, драгоценный мой Иоханаан, я всегда считала французов идиотами, – согласилась Новосильцева. – И не только из-за отношения к русскому квасу. Ну, черт с ними, с французами. Впрочем, скоро их вообще не станет на свете. Будут жить во Франции теперь негры и арабы. Но где же ваша история? О вашем приятеле-жандарме?

Иван Иванович, кажется, обиделся.

– Скажете тоже, мадам!.. Он не из внутренних войск, а из нашей фирмы. Впрочем, чего там темнить… Это про меня история.

– О-ля-ля! Тогда она должна быть для меня в сто раз интереснее! – оживилась Новосильцева. – Тогда, как говорят ирокезы, «мои уши готовы».

– Так вот, дело было в конце пятидесятых, когда Хрущев повысил цены на основные продукты питания и снизил расценки на труд… А его зять Аджубей написал в газете «Известия», где он был главным редактором, что дорогой Никита Сергеевич велел сделать это по настойчивым просьбам трудящихся. Тех самых трудящихся, которые уже поняли и по достоинству оценили, что такое постоянные или сезонные снижения цен на те же продукты при Сталине, который считал такие снижения формой повышения зарплаты. И при ком народ жил небогато, точнее даже бедно в общей массе – после такой-то войны! Но жизнь при нем все время, постоянно – хоть на немного, но улучшалась. Каждый год – медленно, но вверх. Рост уровня жизни был безостановочным.

– Да, улучшалась, – с сарказмом вставила Новосильцева. – Потому что хуже было некуда.

– А что вы хотите? – возразил Иван Иванович. – Только что с безумным напряжением сил победили немцев, точнее, всю Европу: на стороне Гитлера была вся Европа! Кроме Греции и Югославии. Страны с общей численностью населения более 700 миллионов человек – против 160 миллионов русских. На стороне немцев воевали все европейские нации. И даже евреи.

– Ну, это вы уже куда-то не туда заехали! – скептически заявила Новосильцева.

– Никуда я не заехал! Так знайте, что 65 000 сынов Израиля были в составе вермахта и защищали общенацистские ценности, что несколько противоречит обыденному мнению об изначальном и тотальном антисемитизме Гитлера… Командование вермахта и лично Гиммлер даже разрешили еврейским войсковым подразделениям иметь походные синагоги, – сообщил удивительную вещь Иван Иванович. – Есть официальная статистика о национальном составе вермахта – легко проверить. Но самое интересное происходит после того, как с Гитлером покончили. Еще Берлин не был взят, а Черчилль дает приказ генштабу немедленно разработать план нападения на СССР и его окончательного уничтожения. План с кодовым названием «Невероятное» был готов уже 22 мая 1945 года. Первый удар по нам должна была нанести англо-американская группировка на северном направлении. Почему оттуда? Да потому, что на севере, в Норвегии, уже была готова снова воевать против СССР 100-тысячная немецкая армия, которая была сформирована из немецких военнопленных – под непосредственным контролем Черчилля. Представляете? Гитлеровские солдаты, в гитлеровских мундирах, с гитлеровским оружием, под командой гитлеровских офицеров!..

– Не может быть! Я этого не знала! – поразилась Новосильцева. – Быть не может! – повторила она.

– Может, может быть, – успокоил ее Иван Иванович. – Было! Третья мировая война по указанному плану должна была начаться 1 июля 1945 года силами сорока пяти дивизий наших «верных» союзников с немцами. Но не выгорело! Сталин вовремя провел передислокацию войск, и если бы война началась, «союзнички» получили бы смертельный удар с тыла. Кроме того, они спрогнозировали, что Сталин, имевший тогда самую сильную в мире армию, неизбежно захватит нефтяные промыслы Ирана, Ирака и перережет эти жизненно важные для Запада энергетические артерии. И тогда был составлен другой план «Чариотир» – «Колесничий». И в 1948 году он в начальной своей части был введен в действие. На Россию должен был обрушиться удар мощностью в 133 атомных бомбы – по 70 русским городам. Второй, уже окончательно смертельный удар предусматривал сброс нам на головы 295 атомных бомб. Начало боевых действий было намечено на 1 апреля 1949 года. Но Сталин и тут не дремал: слил информацию, что немедленно перейдет Ла Манш, высадится в Англии и одновременно оккупирует нефтеносные территории Ближнего Востока. Ведь советские войска стояли в Европе! И этот план союзники отложили… Следующий план уничтожения России назывался «Дропшоп» – «Внезапный удар»: 300 атомных зарядов по жизненным центрам России, то есть СССР, и ее дальнейшее расчленение на отдельные государства. И снова не вышло: у Сталина к 1947 году была самая мощная в мире реактивная авиация, превосходящая ВВС Западной Европы и США вместе взятых. Бомбардировщики врага были бы уничтожены еще до подлета к России. Так-то, дорогая моя Лариса Васильевна! А ведь авиация, танки, новейшие реактивные двигатели, самая надежная в мире ПВО денег стоят! Больших денег! Сумасшедше больших денег! Вот почему мы всегда были и остаемся беднее Запада. Запад непрерывно заставлял нас вооружаться и отказывать себе во многом. Ну а потом вы знаете: Сталин и Берия создали атомную бомбу, а там и академик Сахаров, уже при Хрущеве, придумал водородную – самую страшную. Страшнее нет и поныне…