Книга Магистраль Вечности - Клиффорд Саймак

– Я уже сказал – немногое. Яснее всего помню, что для возникновения жизни во Вселенной требуются специфические условия. Физические и химические подробности ускользают от моего понимания, но говорилось что-то об особой роли нестабильных звезд. В придачу к стабильным звездам с планетными системами нужно, чтобы нестабильные вспыхивали сверхновыми и выбрасывали в космос тяжелые элементы. Без таких вспышек жизнь невозможна.

Инид наморщила лоб.

– Я тоже вспоминаю что-то в таком роде, но вдуматься не могу – голова раскалывается. Но главное, кажется, в том, что Вселенная сформировалась как своего рода фабрика по производству жизни, с тем чтобы жизнь хотя бы в отдельных случаях порождала разум. Радуги смотрят на Вселенную как на агрегат, вырабатывающий жизнь и сознание. По их убеждению, без сознания и высшей его формы – интеллекта – Вселенная просто-напросто лишена смысла.

– Они толковали также о происхождении Вселенной, причем не теоретически, а словно бы оперируя точными фактами. Все это мне совершенно недоступно, хотя уже в мои времена астрофизики знали, как развивалась Вселенная, начиная буквально со второй микросекунды после ее начала. А к твоей эпохе они, наверное, одолели и эту последнюю, вернее, первую непознанную микросекунду?

– Чего не знаю, того не знаю. Не забывай, Том, в своей эпохе мы были неотесанными невеждами. – Инид помолчала, потом добавила: – Радуги говорили еще о том, что интеллект высшего порядка уже не нуждается в логике, а познает истину инстинктивно. И говорили они это так, словно сами уже достигли подобного уровня. Будет неудивительно, если кое-что ими сказанное мы не поймем вообще никогда.

– Не поймем, так не поймем. Но вероятнее, по-моему, что с каждым днем будем понимать все больше и больше. Надо набраться терпения и подождать…

А может, человеку и не дано понять, добавил он про себя. Может, и радугам не дано полностью постичь смысл жизни и цель мироздания. Важно, что они стремятся к этому. Здесь, в Галактическом центре, другие существа другими методами ищут ответы на те же вопросы. Ответы даются нелегко, но тяга к познанию не угасает. И это важнее всего: пока существует тяга к познанию, сохраняется и надежда, что загадки Вселенной рано или поздно будут раскрыты.

Они сидели рядом, взявшись за руки, купаясь в солнечном тепле, вдыхая аромат цветов, распустившихся на клумбах. Привольный вид, изящный изгиб лужайки внушали довольство и покой.

– А Коркоран и Конепес вот-вот нас покинут, – сказала Инид печально. – Как не хочется их отпускать! Тимоти уверен, что центр нашел бы им применение, и уговаривал их не спешить. Вообще-то я думала, что ты тоже уедешь с ними, несмотря на свое обещание остаться. Но сегодня ты дал центру обязательство приступить к учебным занятиям…

– Должен же я был найти какой-то предлог для своего пребывания здесь, – ответил Бун. – Надо было что-то сказать, а ничего другого в голову не пришло. Не стану же я исповедоваться перед ними, что остаюсь из-за женщины, которую встретил в странствиях по эпохам и которую незаметно для себя полюбил…

– Ты мне раньше этого не говорил! – воскликнула она. – Я-то знала, что люблю тебя, с того дня, когда оплакивала Дэвида, а ты меня обнял. Мне нужно было опереться на сильное плечо, и ты дал мне опору, силу и сочувствие…

– Не мог я сказать тебе этого раньше, – заявил он. – Я легко нахожу точные слова, когда речь идет о фактах. А с другими словами, ласковыми, мне гораздо труднее…

В дальнем конце лужайки началась шумная возня. Бун, подскочив, крикнул во весь голос:

– Волк!..

– Не ругай его, – попросила Инид. – Он там что-то нашел. Или поймал…

Волк выбрался из кустов. Подбросил в воздух какой-то предмет, снова схватил зубами и весело поскакал к Буну. В волчьей пасти безвольно болтался Шляпа. Приплясывая от счастья, зверь положил добычу к ногам хозяина.

– Он вернул себе любимую игрушку! – порадовалась Инид. – Нашел потерянную куклу!

Шляпа очнулся, сел, высказался:

«Ничего вы не поняли!»

И опять повалился наземь. Волк с готовностью подобрал дряблую куклу и безмятежно потрусил к дому.

Глава 17

Мартин

Мартин скатил потрепанную, дребезжащую колымагу на обочину и осторожными поворотами руля спустил ее под уклон на дно сухого оврага. Аккумулятор опять сел – теперь потребуется несколько часов подзарядки от солнечных батарей, прежде чем она сумеет набрать хотя бы минимальную скорость. Когда колеса покатились по плоскому дну оврага и пришла пора тормозить, Мартин с удовлетворением отметил, что с дороги машину не видно. Движения в этой обнищавшей стороне осталось кот наплакал, и все-таки колымагу лучше не выставлять напоказ: какая она ни потрепанная, в ней сохранились ценные части, которые не преминут стибрить, едва владелец отвернется или окажется не в состоянии защитить свою собственность.

Что за жалкий мир, сказал себе Мартин, – ни денег, ни кредита нет и в помине, деловых перспектив почти нет, а может, и нет вовсе. И самые смутные воспоминания о законности: каждый сам себе закон, если, конечно, хватает мускулов настоять на своем.

По-видимому, на Земле разразился экономический кризис всепланетного масштаба. Впрочем, полной уверенности в этом тоже не было; точными данными никто не располагал, да, пожалуй, никто и не интересовался тем, что творится на свете. Говорили, что еще существует радио, но в пропеченной солнцем убогой деревушке, близ которой его высадили, не оказалось ни одного приемника, не говоря уж о телевизорах, да и работает ли еще телевидение? А когда он спросил газету, на него посмотрели пустыми глазами: о газетах здесь просто не слыхивали.

Он притащился в деревушку месяца два назад. Жители шарахались от него, собирались кучками и разглядывали пугливо, будто дикого зверя, сбежавшего из своего логовища в дальних холмах. Прошло с полчаса, прежде чем один из самых старших рискнул подойти и заговорить. Видимо, старик пользовался в деревушке авторитетом, а главное, хоть и трясся не то от возраста, не то от страха, но изъяснялся на языке, который можно было понять, невзирая на множество незнакомых слов и интонаций. Выслушав Мартина и не поверив ему, старик покрутил пальцем у виска, обозначив тем самым, что незнакомец слаб рассудком.

После этого Мартину по доброте сердечной дали поесть и выделили место для ночлега. В последующие дни удалось с грехом пополам выяснить, что он попал в двадцать третий век, хотя назвать точный год собеседники затруднялись. Что оставалось делать? Разве что осыпать бессильными проклятиями длинномордого инопланетного урода: Мартин не сомневался, что именно Конепес ссадил его с невода посреди многообещающего рейса.

В деревушке он сумел кое-как протянуть несколько недель – сам не мог бы сказать сколько: тут было до смешного легко потерять счет чему угодно. Помогал полоть кукурузу – это занятие ему, пожалуй, даже понравилось. Чтобы напоить посевы, носил за полмили воду из упрямого ручейка, бурливого и извилистого: в самой деревушке воды не было. Научился ставить силки на кроликов, пробовал поднатореть в стрельбе из лука, правда, без особого успеха.