Книга Шкура дьявола - Алексей Шерстобитов

Уже не раз Алексей представлял себя стоящим за трибуной в зале суда, и виделась ему эта картина настолько четко, что не возможно было опровергнуть уверенность этой реальности. В воображении он по разному строил свою речь, она никогда не была одинаковой, но всегда лилась безостановочно и казалась складной. Что в ней больше было – оправдания или настоящего покаяния – определить было трудно и прежде всего из-за неудобной, для самого человека, попытки взглянуть со стороны.

Он понимал это, как и то, что по-настоящему кающемуся совершенно не важно, как реагируют, те кому открывается это излияние. Но человек разумный, все же здесь, на земле существующий, а потому, все-таки, в основе своей материалист, тем более не воцерковленный, и значит суетящийся о своем будущем. Он же свое грядущее сегодняшним поступком собирался отдать на волю Божию, не до конца понимая что это такое, и что оно и так принадлежит Создателю…

Что касается «чистильщика», то разумеется он не мог не думать и не имитировать в своей речи что-то спасительное, из возможно влияющего на дальнейший процесс.

Как бы он не старался, но всегда приходил к дилемме, заключающейся в противостоянии показаний, которые он собирался дать сегодня. Ведь рассказывая о содеянном, невозможно себя оправдывать открыто, иначе показания мгновенно превращаются из речи кающегося в реплики оправдывающегося, а ради последнего возвращаться вообще не стоит.

Выход один, и состоит он в преднамеренном самообвинении, без утайки фактов и без попытки обхождения шероховатых моментов. Одно допустимо – правда! Правда доведшая до такого состояния, при котором он не смог сопротивляться, может быть оказавшись слабым, может не готовым и испугавшимся – это допустимо, ибо является, во-первых во многом причиной убийств, особенно в начале, а после и тем грузом, который, как в слоеном пироге – чем глубже, тем загадочнее. Остальное, касающееся «Сотни», он решил опустить, как не имеющее отношение…

Все настолько взаимосвязано в купе образующего давления не только на психику, но и на, в конце концов, образовавшееся мировоззрение, где допустимые границы стояли столбами над самыми пропастями, а местами проходили и по самому дну ущелья аморального.

Да, именно так! И «Солдат» понял это уже перед самым входом в оцепленное здание: присяжные заседатели и все остальные участники должны были взглянуть именно его глазами на все события, и не для спасения его самого, но очевидности ради и понимания состояния человека на протяжении почти полутора десятков лет идущего по лезвии ножа и со временем начавшего воспринимать это, как норму жизни.

Он скажет это…, он вывернется на изнанку, совершенно не стараясь оправдать себя, но обязательно объясняя мотивацию каждого участника событий произошедших за эти годы. И это будет справедливо. Пусть все поймут в каком мире жил он и те, кто сидит на скамье подсудимых этого процесса, пусть все увидят, что в основном совпадение множества фактов и факторов, в соединении с характером человека, его социальным положением, нуждами на данный период и еще массой всяких эквивалентов и констант, сопровождающих жизнь каждого присутствующего в зале, могло привести к подобной участи.

Но сегодня и здесь, именно они… и он, подсудимый Шерстобитов – «Солдат», «Сотый», бывший старший лейтенант и бывший «ликвидатор», будет говорить не только от имени себя, но всех, кого постигла подобная участь и пусть вопиющим примером падения личности послужит именно его жизнь, такой, которой видят, а точнее такой, которой можно ее видеть этим людям! Не важно, что это часть – ибо целого не выдержит, а тем более не поймет, никто!

♦ ♦ ♦

«Разбитое в прах нельзя восстановить, но Ты восстанавливаешь тех, у кого истлела совесть, Ты возвращаешь прежнюю красоту душам, безнадежно потерявшим ее. Ты – весь любовь, Ты – Творец и Восстановитель. Тебя хвалим песнью: Аллилуия!»

(Кондак 10, Акафист «Слава Богу за всё»)

«Солдат» пробрался, «прицепившись» хвостиком к отцу Иоанну, облачившись в такую же рясу и соответствующим образом приведя себя внешне в похожий облик священника. Бородка, очки в тонкой оправе, длинные распушенные волосы и глубоко надвинутая, до самой переносицы скуфья – все это вместе с опущенным смиренным взором делало переодетого «чистильщика» практически прозрачной тенью настоящего протоиерея, который, не то чтобы, не замечал второго служителя церкви, а как-то сразу проникся к нему и даже не задавал никаких вопросов.

Когда же кто-то из чиновников суда, пропуская в самый большой, но уже перезабитый зал заседания, решил поинтересоваться принадлежностью этого, по всей видимости дьяка, батюшка, взял «огонь» на себя:

– Это со мной, дьяк нашего прихода, очень благочестив, и всегда в молитве пребывает… – Губы лжедьяка и действительно пребывали в постоянном движении, что и создавало впечатлении непрестанного обращения к Богу. Но слова повторяемые про себя Алексеем, скорее относились к тем, кто его знал и кого он любил, с ними он снова, прощался, как в те первые дни ареста, понимая, что уходит навсегда…

… Прошел час без всяких изменений, уже минут сорок висела тишина, все чего-то ждали, и лишь кого-то один «Солдат». Еще через десять минут из подвала «подняли» подсудимых, после попросили войти присяжных заседателей, именно в таком порядке, а никак иногда пишут в газетах.

Заседание уже началось, когда вдруг появился неприлично высокий, худощавый человек и попросил разрешения подойти к судье, который в свою очередь обратился с просьбой приблизиться к себе и прокурору. Это и было время «Ч», для мужчины, выглядевшего дьяком, он повернулся к отцу Иоанну, тот охнул, ибо только теперь признал его:

– Отче, благослови!.. – Эти слова слышала добрая половин людей, заполнивших зал, в том числе и трое во главе с судьей. Батюшкин же ответ:

– Благословляю, сын мой. Храни тебя Господь!.. – Слышали все без исключения… Репортеры и тележурналисты проинтуичили ситуацию первыми, защелкав фотоаппаратами и засуетившись камерами, успев снять именно сам момент благословления. Толпа расступилась перед шедшим к трибуне священником, именно он стал центром внимания объективов и вообще взглядов.

Он подошел к судье, протянул заблаговременно вынутый паспорт и представился нарочито громко и четко:

– Ваша Честь, прошу разрешения присутствовать в виде обвиняемого на данном заседании и, даже более: всего прошу Вас разрешить мне начать его с дачи признательных показаний по рассматриваемым, судебным расследованием, преступлениям.

– А выыы… собственно кто?… – Силуянов все понял еще при словах просьбы о благословлении и быстро все уладил. Разумеется судья был предупрежден о подобной возможности, но явно не ожидал спектакля, тем более такого.

От неожиданности ноги его слегка подкосились и он тяжело опустился в кресло, но быстро собравшись с мыслями, придвинул к себе микрофон и произнес:

– Ну вот, господа, и долгожданный сюрприз, который мы все так долго ждали. Прошу вас засвидетельствовать «Явку с повинной»… мняяя…, подсудимого Шерстобитова Алексея Львовича… Воттт – данные все совпадают…, таккк… – Далее шли все правовые подробности с опросом места жительства, года и места рождения и так далее… В секундной паузе Алексей обратился к Мартыну: