Книга Сборник «3 бестселлера о волшебной любви» - Екатерина Боброва

– Ольга! Киннан! – во всю мочь заорала я. Вейр выронил ложку в котелок и неаристократично выругался. – Кушать подано!

Улучив момент, когда он отвлёкся, сыпанула порошок в похлёбку.

Сгустилась ночь. Я сидела на камнях, подставив лицо под холодный ветер. Ольга с Киннаном видели десятый сон. Меж них сладко посапывал волчонок, в ногах попискивало яйцо, закутанное в меха. Дракоша вот-вот вылупится, это задержит Ольгу. Вейр спал, обнимая рукой пустоту.

Я смотрела на дорогие черты и не могла насмотреться. Я умру, но ты будешь жить. Так когда-то поступил отец. Так поступит дочь.

Насмотревшись вдосталь, встала и позвала Севера.

* * *

Вейр тонул. Ледяной поток хлынул в горло, лёгкие, разорвав грудь от боли. Толща мутной воды окутала, лишила возможности дышать. Он боролся, пытался спастись, но кровь ударила в голову, мир расплылся, помутнел, и он, не сопротивляясь, пошёл ко дну. Колыхнулось рядом тёмное облако, мёртвое лицо Зори скрыло волной черных волос, тело развернуло течением. Он рванулся к ней, грудь лопнула от боли, он захлебнулся криком. И умер.

Когда пришёл в себя, первое, что увидел – встревоженные, огромные глаза Ольги. Он стоял на коленях, держась за грудь, кашляя и задыхаясь. Застонав, упал на шкуры. Собрался с духом и огляделся, уже зная, что увидит. Зори не было. Не слышалось тихое дыхание у его груди, растаял запах её волос, место, где она спала, превратилось в лед. Она ушла. Застонав от боли в груди, вскочил и стал собираться в путь. Он предполагал, что так будет. Но и подумать не мог, что будет так больно.

Утреннее солнце окрасило море в изумрудный цвет, превратив паутину инея в драгоценную ткань, достойную богини. Орали переполошенные чайки, вспугнутые волчонком, который суматошно носился по берегу, пятнистое яйцо постукивало, собираясь явить белому свету новорождённую дракону. Мир радовался новому дню. Как он мог, как смел, когда она ушла, чтобы уже никогда не вернуться!

Вейр потёр шею. Шрам зажил, но все ещё мучительно зудел под новой кожей. Кричал о том, на что пошла она, чтобы жил он.

– Вейр…

– Ты почему молчала? – прошипел он, морщась от боли.

– Она не хотела. Это её решение, какое право я имею вмешиваться?

– А обо мне вы подумали? Обе? Ладно, Зоря. Но, ты?!

– Нечего на меня орать, – отрезала Ольга. Села, обняв колени руками, отвернулась и глухо добавила:

– Как бы ты поступил на моем месте? Уговаривал, связал? Тем более, мне кажется, она нашла верное решение…

– Ты это о чем?

Ольга молчала, кусая губы.

– Скажи ему, он имеет право знать, – вмешался Киннан, разбуженный утренней ссорой.

– Она едет к колдуну. А зачем, ты и сам можешь догадаться, – прошептала Ольга.

Вейр побелел, как саван, постоял, сжимая кулаки, грязно выругался, пнул котелок и заорал:

– Верное? Убить себя – верное решение? А меня вы не хотели спросить, надо ли мне такое спасение?! Такой ценой!

– Это её выбор.

– Да пошла ты со своим выбором!

Он подхватил сумки и пошёл в лес, пошатываясь от слабости. Он уходил один. Не попрощавшись, не сказав ни слова, хотя уходил навсегда. Киннан молча взял меч, сумку, бросил быстрый взгляд на Ольгу и кошачьим шагом двинулся следом за Вейром. Ольга вздохнула и повернулась к расшумевшемуся яйцу.

Скорлупа хрустнула, раскололась, на свет появилась изящная золотистая мордочка новорождённой драконицы. Вывалившись из скорлупы, крошка затрепетала тонкими крыльями, открыла пасть, полную зубов, клацнула челюстями и уставилась на вампиршу бирюзовыми глазами. Пискнув, пролетела-пробежала к приёмной матери и замерла, трепеща полупрозрачными крыльями. Ольга погладила тёплую нежную чешую. Новорождённая сунула мордочку ей за пазуху и прижалась всем тельцем, прячась от утреннего морозца.

Ольга закрыла глаза, сосредоточилась и позвала. Она звала. Звала отчаянно, громко. Зов о помощи летел сквозь пространство, миры и время. Попрятались в норы лисы и зайцы, вскинув головы, завыли в лесу волки, стаи птиц заметались по небу и громко, протяжно закричала новорождённая дракона. Море плеснуло сверкающей волной на берег, от серебристых росчерков рыбьих тел вскипели прибрежные воды, и вдруг все стихло.

В бирюзовом небе возникла чёрная точка. Она росла, увеличивалась, сверкая на солнце. Сделав круг над лесом, на камни опустился золотой дракон. Костер разметало горячим ветром, лицо обдало запахом металла. Дракона, пискнув, кинулась к нему, ткнулась мордочкой в золотую шею. Поприветствовав раздвоенным языком новорождённую, змей перевёл взгляд на Ольгу, ударил хвостом. Со скалы, лежавшей у входа в замурованное подземелье, осыпался град камней.

– Ты дал мне понять, что, в крайнем случае, я могу обратиться к тебе за помощью. Тот самый случай настал. Клянусь кровью, я никогда больше тебя ни о чём не попрошу, но сейчас я готова жизнь отдать за твой совет.

* * *

Конь цвета грозового неба мчался по твёрдым от мороза трактам, безжалостно ломая копытами хрупкий лёд. Перепуганная нежить разбегалась по кустам, вороны срывались с веток, кружили в небе. Протяжный, нечеловеческий вой баньши звучал в ночи, провожая бешеную скачку. Всадница, твёрдо сжав губы, смотрела прямо перед собой. Она знала, куда и зачем держит путь. Ни дождь, ни снег, ни тёмные ночи не могли её задержать.

Ахнули, перепугались в Лесицах, когда, взметнув грязь и навоз, конь промчался по главной улице, едва не растоптав прохожих, обматерили в Козелках, через которые она пронеслась, распугав стаю гусей и мирно дремавших в грязи хавроний. Грозили кулаками и плевались в корчме «Битый горшок», где она растолкала здоровенных мужиков у стойки, словно детей малых, цапнула пирог с мясом, бутыль вина, швырнула злотый и исчезла, не дожидаясь сдачи.

* * *

Жеребец вылетел из-за поворота, промчался по узкой тропе, перемахнул невысокий щербатый забор, взрыл копытами землю у крыльца покосившейся избушки, заплясал на месте и встал, как вкопанный. Всадница спрыгнула наземь, взбежав по ступеням, замешкалась на пороге, ругнулась, тряхнула головой и решительно толкнула створку.

Хлопнула дверь. Никодимус обернулся, вздохнул. Он её ждал. В чёрной куртке, болтавшейся на исхудавшем теле, подпоясанных верёвкой штанах, чудом державшихся на бёдрах, с растрепавшимися буйными волосами, девица походила на призрак самой себя. Гостья бросила на дубовый стол мешочек, тяжело звякнувший, прошла к графину, налила воды в кружку. Пила долго, жадно. Вытерев губы, повернулась, сверля хозяина глазами:

– Спаси его.

Твёрдой рукой положила на стол перевязанную ниткой пепельную прядь волос.

Колдун был стар, стар и душой, и телом. Чего он только не повидал на своём веку, но с таким взглядом ему встречаться ещё не доводилось. Он молчал, подбирая слова. Знал, что не убедит, что пустое дело, судя по решительно сжатому рту и мёртвым глазам. С таким лицом идут в бой на смерть.