Книга Сложенный веер - Сильва Плэт

— У тебя проблемы с блутеном? Понадобился живой стимулятор?

Непонятно, то ли Хорт просто вжимается лбом в грудную клетку, словно хочет продавить ее насквозь, то ли крутит головой отрицательно. Сипит неразборчиво:

— Синт, нет, просто… у вас там корабль погиб, который вы у ситийцев брали. Твой отец обратился к Торговой гильдии, просит еще. Предложили мы и ситийцы, как в прошлый раз. Не понимаю почему, но он склонен договариваться с ними. Наверное, тебе стоит…

— И почем нынче ситийские транспортные корабли? — перебивает Синт, складывая крылья. Они стоят близко-близко друг к другу, и становится очевидно, насколько он выше и сильнее императора Хортуланы.

— Как тогда.

— Чтооооо?!!

«Чахи меня забери, зачем я его ударил? — думает Синт, подхватывая легкое тело в нескольких сантиметрах от стены, об которую оно должно было шмякнуться после такой оплеухи. — Хорошо хоть, еще внутреннее время успел включить и не позволил этому дураку размозжить голову. Воображаю, какой ментальный призыв сейчас услышали его приближенные. Сейчас сбегутся… и точно укажут мне мое место при дворе Его Высочества». Но никто не приходит. Минуты текут, вытекает тонкая струйка голубого блутена из мешка, укрепленного между ног императора и порвавшегося при падении. Синт устраивает голову Хорта поудобнее у себя на коленях, теребит пальцем колокольчики на верхней губе, поправляет разнокалиберные колечки в бровях, прослеживает вычурные линии татуировок.

В кого он у меня такой дурак, а? Подходит на расстояние вытянутой руки и несет… не пойми что. Знал ведь, что я ударю. При его способностях к улавливанию эмоций.

— Хорт, а Хорт? Хооорт? Ваше императорскоооое? — вопросительно тянет Синт.

— Что? — не раскрывая глаз и утрированно недовольным тоном.

— А где все?

— Все — кто?

— Ну эти твои… ближайшее окружение. Они же не могли не почувствовать, как я тебе врезал.

— В кого ты у меня такой дурак, а?

— Не знаю.

— Вот и я тоже. Я же экранирую комнату, когда мы с тобой разговариваем. Зачем нам кто-то третий?

— Всегда?

— Да.

— То есть, если я тебя убью…

Вокруг закрытых глаз Хорта расползаются довольные морщинки. Морщинки-смешинки.

— Ты — меня? Уморил. Ты меня любишь.

— Я тебе завидую, — по зрелом размышлении сообщает Синт.

— Почему?

— Ты можешь быть уверен, что я тебя люблю.

Хорт еще сильнее зажмуривается. Так, что еле слышно звенят колечки на бровях.

— А вот так? — тихо спрашивает он.

Синту вдруг становится больно дышать. Каждой клеточкой тела, каждым перышком на расслабленных за спиной крыльях он чувствует, как его любят. Он ощущает нежность, доверие, страх потерять, готовность разделить любую боль, любое страдание, простить за любую ошибку — все, что когда-либо какое-либо человечество называло любовью. Это чужое чувство проникает в него, закручивает в тугую спираль сосуды и нервы, судорогой парализует мышцы, отчаянным хрипом рвется наружу. Так много другого человека в Синте еще никогда не было, и он не уверен, что согласен еще когда-нибудь испытать это. Эту радость, эту муку быть любимым.

— Достаточно? — утвердительно спрашивает Хорт. Проецировать он перестает, не дожидаясь ответа, и они с Синтом выдыхают одновременно.

— Давай к делу вернемся, ага? — Синт чувствует, как аккуратно вкладываются в его ладонь холодные тонкие пальцы, на которых металла и камня больше, чем кожи, и благодарно сжимает их: чересчур сильно, потому что Хорт взвизгивает, но только на одну секундочку. Чтобы тот тоже понял.

— В общем, я говорил с твоим отцом. Сказал ему, что вы живы, что мы готовы повторить сделку. Он стоит насмерть. В прошлый раз ситийцы поразвлекались с мальчишками и убили их. Потом хвастались на гильдии. Демонстрировали видео и фото. И все же такой вариант видится лорд-канцлеру Аккалабата предпочтительным, по сравнению с нашими, как он выразился, «тошнотворными генетическими экспериментами». Он меня просто не слышит. Может быть, услышит тебя. Позвони. Я дам тебе коммуникатор.

— Зачем тебе это?

— Холли.

— О! — Синт иронично вздергивает брови. — Хочешь создать ему компанию?

— Хочу, чтобы кто-нибудь научил его фехтовать. И летать нормально. И тебе невредно потренироваться.

Хорт массирует пальцами веки, приподнимается, забирается на колени к Синту, как ребенок, заглядывает в глаза.

— Понимаешь?

— Да уж куда мне… а зачем? Фехтование, полеты… только душу травить.

— Я так хочу.

Синт мысленно выругался. Не забывайся, аккалабский материал для генетических экспериментов. Перед тобой властелин Хортуланы. Любящий тебя властелин твоей души и тела.

— Зря ты так…

Читает. Как открытую книгу. Значит, знает, как я ненавидел его первые годы. Как мне до сих пор иногда удушить его хочется. За это его всепрощенчество в том числе.

— Я могу внести предложение, император?

— Вноси.

Ох, как лениво Хорту быть императором! И как от души начхать ему на всех его подданных! И как ходят они перед ним на задних лапках и ползают на брюхе, все эти министры с сальными глазками, яйцеголовые руководители лабораторий, напыщенные главы административных районов и даже хмурые, с багровыми пятнами от ожогов на руках командиры пожарных отрядов, стоящих на страже джунглей Хортуланы, охраняющих денно и нощно границу между барханами горячего пепла и непроходимыми тропическими лесами! Хорт — хороший император, у него много блутена, и стало еще больше, когда появился Синт. Об этом знают все, это — их охранная грамота. Ах да!

— У тебя блутеносборник порвался. У меня уже все колени мокрые.

— Ничего. Здоровее будешь.

Хорт широко раздвигает ноги, приподнимает халатик. Синт смущенно отводит глаза: к этому зрелищу он никогда, наверное, не сможет привыкнуть. Живот у хортуланина плоский, с выступающими по бокам тазовыми костями, из-под которых спускаются к внутренней стороне бедер трубчатые образования, обернутые складками серой, морщинистой кожи. Такие же блутеноводы тянутся с нижней стороны ягодиц, и соединяются все они в мягких тканевых мешках, упругими ремнями притороченных к внутренней части бедер императора. По мере наполнения мешки раздуваются, мешают ходить. Правда, тазовые и коленные суставы у членов императорской семьи Хортуланы устроены особым образом и позволяют передвигаться с широко расставленными ногами, но выглядит это… как бы аккуратнее выразиться. И потом — блутен тяжелый: глядя на весело искрящуюся голубую жидкость, трудно поверить, что у нее удельный вес как у расплавленного свинца. Что тоже… не способствует.

Хорт с интересом разглядывает себя, копошится рукой, пытаясь что-то поймать в морщинистых складках. Наконец, ухватывает, дергает, болезненно морщась. Говорит с облегчением: