Книга Во власти Бермудского треугольника - Михаил Шторм

Быков не стал делиться с подругой своими соображениями.

— Кажется, что мы стоим на месте, — сказал он, игнорируя ее последнюю реплику. — Это не так. Гольфстрим — очень быстрое течение. Местами до шести с половиной миль в час.

— А корабли с какой скоростью плывут? — поинтересовалась Марта.

— Десять-двадцать.

— Зачем тогда вообще двигатели? — удивилась Марта. — Можно просто пристроиться к течению и плыть вместе с ним.

— Другого такого течения, как Гольфстрим, нет, — разочаровал ее Быков. — И потом он пролегает по определенному маршруту. А что прикажешь делать тем, кому нужно в другую сторону или в другое место?

— Где он начинается? — спросила Марта, глядя в черную воду, где перемешались отражения звезд и праздничных гирлянд, развешенных на яхте.

— Гольфстрим выходит из Мексиканского залива, проносится мимо берегов Флориды, минует Северную Атлантику и достигает берегов Западной Европы.

— Неужели?

— В Британском Брайтоне растут пальмы, — напомнил Быков. — Благодаря Гольфстриму, между прочим. Миллиарды калорий тепла. — Он тоже посмотрел вниз. — Могу спорить, что температура воды на поверхности не ниже двадцати пяти.

— Что? — воскликнула Марта. — Это же очень холодно! Почему вода не замерзает?

— Я говорю о градусах Цельсия. По шкале Фаренгейта это… м-м, около восьмидесяти.

— А-а-а! Другое дело.

Видя заинтересованное выражение лица Марты, Быков стал объяснять, что в Атлантике Гольфстрим распадается на два рукава — один устремляется на север, вокруг Англии, навстречу холодному Лабрадорскому течению, тогда как второй, оттолкнувшись от побережья Франции, поворачивает на юг, к экватору, чтобы пересечь Атлантический океан в обратном направлении и вернуться на круги своя.

— Начинается новый цикл, — сказал он. — Все, как в природе. Или как все в природе. Знать бы, кто запустил этот механизм. Планеты, звезды, реки, течения, наше кровообращение… Везде тончайший расчет. Например, Гольфстрим движется с юга на север благодаря разнице в солености и температуре Северной Атлантики и Южной. Небольшое изменение в климате и химическом составе, и все, прощай течение. Но этого не происходит. Как будто естественный мотор работает, вращая ленту Гольфстрима. Конвейер. — Подумав, Быков кивнул. — Да, именно глобальный конвейер, разносящий тепло по всей планете. И если он даст сбой, если остановится, нашей планете конец. Нет, Земля, конечно, уцелеет, но половина человечества попросту не выживет, а остальным придется не о комфорте думать, а за выживание бороться. В первую очередь, вам, американцам.

— Почему это все так не любят американцев, хотела бы я знать? — прищурилась Марта. — Завидуете нам?

— С чего ты взяла? — опешил Быков.

— Сам сказал, что если Гольфстрим остановится, то Соединенным Штатам конец.

— Но это действительно так.

— И улыбнулся при этом, — не унималась Марта. — Гаденькой такой улыбочкой.

Она так и высказалась: «So nasty little grin».

— Неправда, — покачал головой Быков. — Я не улыбался. Почему я должен радоваться возможной беде?

— Потому что все заискивают перед Америкой, а на самом деле желают ей зла.

— Вздор!

— Почему ты кричишь? — процедила Марта. — Нервничаешь? Не нравится, когда правду в глаза говорят?

Эта неожиданная ссора на ровном месте наполнила Быкова чувством безысходности. Ты стоишь с женщиной под самыми яркими звездами мира, любуешься ночным океаном и делишься с ней какими-то познаниями, рассчитывая, что ей интересно. А она все время думает о чем-то своем и воспринимает твои слова искаженно. Шиворот-навыворот.

— В каком ты измерении, Марта? — спросил Быков.

— Что? Что это значит?

— Хорошо, задам вопрос иначе. У нас это прозвучало бы так: «Какая собака тебя укусила?» Что с тобой? Ты сама не своя, я же вижу. Нервничаешь, злишься, цепляешься к словам. Что происходит?

На протяжении нескольких долгих секунд казалось, что Марта Келли проигнорирует вопрос, но неожиданно она посмотрела на Быкова совсем другими глазами и прошептала:

— Я боюсь.

— Что? — Он решил, что ослышался.

— Я боюсь, — повторила американка чуть громче. Я жалею, что согласилась на эту авантюру. Мы находимся в страшном месте, Дима. Если тот кошмар повторится, я просто не переживу. У меня сердце не выдержит.

— Успокойся. — Он потянулся к ней, чтобы обнять. — Я с тобой, не бойся…

Она раздраженно отстранилась.

— Чем ты можешь мне помочь, Дима? — Отойдя на несколько шагов, она обернулась. — Я буду на нижней палубе. Там у нас состоится женская вечеринка. Попробуем не спать до рассвета.

«Можно подумать, на рассвете новое помешательство нам не грозит, — подумал Быков, оставшись один. — Хотя постой… Интересно получается. А ведь действительно днем ничего страшного не происходило. Если во всем повинно воздействие треугольника, то почему оно проявляется только ночью? Потому что в темноте человеческая психика работает как-то по-другому? В этом что-то есть. Люди боятся темноты, значит, заранее готовы пугаться. Или наоборот? Их страх привлекает всяких химер? Как бы то ни было, но кошмары возможны только ночью. Лишь употребление наркотических средств стирает границу между ночью и днем. Выходит, галлюциногены здесь ни при чем. Черт! Что же это было?»

Сколь напряженно ни рассуждал об этом Быков, очень скоро его мысли начали рассеиваться и перескакивать с одного на другое, с пятого на десятое, как говорится. Обычный человек не в состоянии думать о чем-либо постоянно и сосредоточенно. Кто не верит, может положить перед собой часы и проверить, как долго он способен помнить, например, о том, как его зовут или что за эксперимент он проводит. А еще можно считать шаги при ходьбе. Редко кто не собьется на первой же тысяче, обнаружив, что незаметно начал вспоминать сегодняшние дела или какую-нибудь ссору.

То же самое произошло с Быковым. Начав обдумывать положение экспедиции, он не отдавал себе отчета в том, что давно уже вертит головой и глядит на небосвод, такой странный и непривычный из-за отсутствия на нем Полярной звезды и Большой медведицы. Обнаружив далекие звездочки у самого горизонта, он принялся вглядываться в них. Крохотные огоньки мигали, по-видимому, то и дело скрываемые океанскими волнами. Это были какие-то корабли, пересекающие Бермудский треугольник. И сколько еще таких? Не далее как сегодня днем «Оушн Глори» прошла в двух морских милях от небольшого рыболовецкого суденышка, забравшегося в эти края в поисках богатого улова. Команду не пугала ни удаленность от суши, ни мрачная атмосфера этих краев. И что? Моряков поглотила пучина? Над ними разверзлось небо, их поразила молния, атаковала летающая тарелка? Вряд ли. По всей видимости они теперь преспокойно спят после тяжелого трудового дня. И не думают про треугольник и жуткие мифы, с ним связанные. Не в этом ли подсказка? Если заранее не бояться, то подсознание не нарисует никаких пугающих картин, в которые поверит заранее подготовленный мозг…