Книга Посольство монахов-кармелитов в России. Смутное время глазами иностранцев. 1604-1612 гг. - Инесса Магилина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Москве опасались, что шах может не согласиться подписывать подобного рода договор, поэтому в наказах послам строго было приказано сначала провести с шахом устную подготовку и определенными аргументами убедить шаха его подписать. Если шах хочет союза с русским государем военно-наступательного против османов, то он должен подписать неравноправный договор. Существовала и еще одна веская причина, по которой Аббас мог не согласиться подписывать договор, несмотря на осознание всех «выгод и преимуществ», которые такое соглашение могло обещать. В наказе послам четко предписывалось, каким образом следует осуществить процедуру подписания. После того как Аббас согласится подписывать договор, с привезенного послами списка, следует написать слово в слово текст «по фарсовски» и на той «грамоте правду учинить[203], шерть дать, и их (послов) ко государю отпустить»[204]. В самом общем значении «шерть» – это клятва, договорные отношения, «шертъныи» – утвержденные клятвой[205]. Однако «шерть» у мусульманских народов никогда не являлась просто клятвой. В словаре В.И. Даля объяснение «шерти» соответствовало ее истинному назначению и случаям ее употребления. «Шерть» – присяга мусульман на подданство. Дать «шерть», «шертовать» – означало присяг нуть[206]. В.В. Трепавлов считает, что в XV–XVII вв. «шерть» не являлась межгосударственным соглашением, а была персональным договором между правителями. С восшествием на престол нового правителя ее необходимо было продлевать. Нарушение условий «шерти» могло рассматриваться как личная измена одной стороны[207]. Но, с другой стороны, исследователь утверждает, что начиная с 1557 г., когда ногайский бий Исмаил шертовал русскому царю, в Русском государстве стали рассматривать шертование как присягу на верность[208]. Исследователь также считает, что зависимый характер шертных соглашений проявлялся не только и не столько в признании холопства одной из сторон. Подобного рода соглашения делались иногда очень деликатно. Например, перечислялись обязательства только одной стороны, вторая не брала на себя никаких обязательств, в результате разработчики Посольского приказа добивались весьма обтекаемых формулировок[209].
В каком смысле его хотела употребить русская сторона, сказать достаточно трудно. Однако следует высказать некоторые соображения по этому поводу. Если предположить, что предложенная выше фраза означала простую формальность в виде того, что шах своей клятвой (шертью) подтверждает или удостоверяет взятые на себя обязательства, тогда в Москве ту же процедуру проделает царь, дав «правду» (то есть твердое обещание, клятву) на своем варианте «докончанья». Следовательно, получалось, что шах должен был и «правду учинить», то есть дать клятву, и одновременно «дать шерть», то есть еще раз поклясться. Возможно ли, что московское правительство таким образом собиралось «учинить (шаха) под своей великою рукой»?! Сейчас сложно что-либо утверждать, только одно очевидно, если шах все-таки не согласится шертовать русскому царю: «А не укрепить ныне государь ваш того дела, и вперед то дело продлитца, и недругом то будет на руку»[210]. Здесь конечно же имелись в виду османы.
Сейчас трудно предположить, какова была бы реакция шаха Аббаса на предложения Московского государства. Учитывая его крутой нрав и беспощадный характер, послы в полном смысле рисковали своими жизнями. Но судьба распорядилась иначе, посольству В.В. Тюфякина – С. Емельянова не удалось реализовать поставленные задачи. Еще при выезде из Астрахани среди членов посольства началась эпидемия. Глава посольства князь В.В. Тюфякин умер в море, еще до прибытия в Гилян. Второй посол, дьяк С. Емельянов, сошел на берег уже больным и скончался по дороге в Кашан. Оставшиеся в живых не имели полномочий обсуждать или заключать какое-либо соглашение. Аббас, с нетерпением ожидавший приезда русских послов, так и не смог добиться от них вразумительных объяснений по поводу содержания договора. И давно наметившееся соглашение между Русским государством и Персией опять оставалось протоколом о намерениях. Как раз в это время, в 1598 г., ко двору шаха прибыли новые переговорщики – братья Энтони и Роберт Ширли.
Международная обстановка конца XVI в. выявила серьезную необходимость привлечения в ряды антиосманской коалиции Аббаса I, прозванного Великим. Со второй половины 90-х гг. XVI в. в Европу регулярно поступали сообщения о лояльном отношении шаха Аббаса к христианам и их религии. Истинные намерения шаха Аббаса должно было продемонстрировать европейским государям посольство, во главе с Хусейн Али-беком и Энтони Ширли, отправленное в Европу в 1600 г.
Время для посольства в Европу было выбрано не случайно. В 1598 г. 100-тысячная армия правителя Хорасана Абдуллы-хана была окончательно повержена. Устранив узбекскую опасность в тылу, Аббас стал готовиться к реваншу над османами. В этот момент ко двору Аббаса прибыли братья Энтони и Роберт Ширли[211]. В разных источниках называются различные причины приезда братьев к шаху, вплоть до того, что они были послами английской королевы[212]. Роль братьев, поступивших на службу к шаху и ставших впоследствии выразителями его европейской политики, требует подробного рассмотрения.
Братья Ширли не были авантюристами, волею судьбы, случайно заброшенными в Персию. Таким определением статуса братьев Ширли часто злоупотребляла советская историография. Братья происходили из знатной, но обедневшей дворянской семьи графства Суссекс. Отец и средний брат Томас оставались в Англии на службе при дворе. Старший Энтони и младший Роберт предпочли продать свои способности и шпаги за границей. Участвуя с герцогом Эссексом и Генрихом IV в походе против испанских католиков, Энтони Ширли получил из рук французского короля орден Св. Михаила[213]. После окончания военной кампании братья решили послужить герцогу Феррары – Фердинанду, но прибыли слишком поздно – война между герцогом и Климентом VIII уже закончилась.
