Книга Голубые огни Йокогамы - Николас Обрегон

Он тоже стал оглядываться, хотя и не понимал зачем.

— А что ты ищешь? Я тоже хочу, — сказал он, задрав повыше голову.

Она словно не слышала его.

Ее челюсть двигалась, когда она изо всех сил сжимала зубы.

Косуке уже знал: когда она такая, лучше помалкивать, не задавать вопросов.

Одни автобусы приезжали, другие уезжали. Семейные пассажиры стояли в ожидании опаздывающих родственников, чтобы, соединившись с ними, вместе продолжить путь.

Косуке знал, что у него, кроме матери, больше никого нет.

Они подошли к стоянке автобусов, от которых сильно пахло бензином.

Она усадила его на скамью возле сломанного автомата для напитков и рядом положила его рюкзачок с капитаном Цубасой[9].

И все время оглядывалась. Розовые уголки ее век над лихорадочно метавшимися по сторонам глазами блестели от влаги.

— Косуке, твоей маме нужно кое-куда поехать по делам, ты понимаешь?

Она никогда не говорила «я», «мне».

Он кивнул, хотя внутри у него все так и сжалось.

— Не потеряй рюкзачок, ладно?

Косуке снова кивнул.

Она повернулась, готовая уйти.

Задержалась на месте. Развернулась и присела перед ним, так что он почувствовал запах ее потного тела.

— Косуке, оставайся и сиди здесь, на виду. Ты помнишь стишок?

Косуке кивнул.

— Давай, расскажи.

— Один — горе… Два — балаган…

— Умничка! Давай дальше.

Она улыбнулась, одновременно покусывая губы.

Она была очень красивая. Косуке не мог не заметить, что люди с трудом отводили от нее взгляд.

Так бывает, когда случается авария.

Или когда по улице идет сумасшедший.

Она вытащила из-за пазухи деньги и сунула Косуке в задний карман.

— Будь хорошим мальчиком, Косуке.

Она встала и пошла прочь с опущенной головой.

Он смотрел на нее, пока она окончательно не растворилась в толпе.

Повжикав туда-сюда молнией на рюкзаке, Косуке заглянул в него и обнаружил там сэндвичи и чистую одежду.

В ожидании, когда мама вернется, он принялся болтать ногами.

Этим утром они встали рано — она разбудила его еще до рассвета, — и Косуке успел утомиться.

— Три — девчонка, четыре — пацан…

Потирая глаза, он лег головой на рюкзачок.

Не в силах сопротивляться он провалился в сон.

Когда Косуке открыл глаза, он почувствовал явное беспокойство.

Прошло слишком много времени, и у дальнего конца автовокзала уже не было семейных компаний, ожидавших автобуса.

Мать наказала ему находиться на виду, но здесь его никто не видел.

Косуке взял свой рюкзачок и пошел ко входу.

Окружающие с улыбками посматривали на него, но он их словно не замечал.

Снаружи уже смеркалось, хотя часы показывали лишь четыре часа.

Было очень холодно; Косуке пожалел, что не взял перчатки.

Мужчина в длинной темной куртке загородил ему путь и потрепал его по голове:

— Привет. Сдается мне, ты проголодался. Любишь сливы?

Косуке не взглянул на мужчину и ничего не ответил.

Это мать научила его.

Мужчина постоял немного, оглянулся и ушел, а Косуке вернулся на скамейку.

Может, не стоило ему бродить по вокзалу.

Что, если она вернулась, а он ушел?

Косуке знал, с мамой шутки плохи.

С той минуты, как он осознал, что замерз, он больше ни о чем не мог думать.

Он снова лег головой на рюкзачок и закрыл глаза. Прошло довольно много времени, когда его разбудил незнакомый мужчина.

Высокий, пожилой, в форме.

Полицейский.

Косуке доверял полицейским, но, глядя на этого, увидел в нем просто мужчину.

— Как тебя зовут?

Косуке пробормотал свое имя.

— Ты потерялся, верно?

— Мама сказала, чтобы я ждал здесь.

— Когда это было?

— Часы показывали 8:20.

Полицейский в задумчивости поджал губы.

— Сколько тебе лет?

— Десять.

— Правда?

Косуке ничего не ответил.

— Ты когда-нибудь катался на полицейской машине?

Косуке замотал головой.

Полицейский взял его за руку и повел с вокзала прочь.

В машине стоял запах лимона и табака.

Полицейский, посадив Косуке в машину, стал вызывать кого-то по рации.

В машине было холодно, и он включил обогрев.

Теплый воздух вырывался из печки с громким гудением.

В зеркале заднего вида Косуке наблюдал, как уменьшался вокзал, по мере того как они набирали скорость.

Совсем стемнело, и в свете фар деревья по сторонам дороги казались ему седыми.

Они направлялись в горы.

Из потрескивающей рации раздавалась быстрая нечеткая речь.

Наконец полицейский ответил «понял».

Косуке видел, как деревья океанской волной взбирались на холм.

Их мерное покачивание навевало на него сон.

От нахлынувшего тепла у него разгорелись щеки. Наконец после долгого пути полицейская машина остановилась у небольшого домика на краю леса.

Полицейский, открыв дверь, положил руку на плечо Косуке:

— Сегодня останешься здесь. А завтра посмотрим. Ступеньки крыльца поскрипывали, вокруг светильника кружила мошкара.

Полицейский зашел внутрь и повесил шляпу на крючок.

— Подожди здесь, — сказал он и исчез.

Косуке уловил запахи чужого дома. Вскоре вернулся полицейский, неся в руках стеганое одеяло. Он отвел Косуке в комнату, положив одеяло в угол. Потом потрепал мальчика по голове — Косуке почувствовал исходящий от него запах дерева с дымком — и вышел.

Косуке совсем не устал.

Он шептал себе под нос:

— Пять — серебро, шесть — золото.

Так и сидел, играя с молнией на рюкзачке.

Вжик. Вжик. Вжик.

* * *

Назавтра было пасмурно и дождливо.