Книга Курганник - Николай Немытов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зотов лег на спину и прополз под голубым пламенем. Проползая следом, Виктор задержался, желая рассмотреть чудо поближе, однако Макар схватил его под мышки и вытащил. На возражения кузнец зло зашипел на друга, сунул под нос кулак.
— Да ясно, ясно, — пробормотал Ковалев, отстраняясь.
Тоннель закончился старой деревянной дверью. Кованые петли слоились от ржавчины, дерево от земли подгнило и покрылось белой шубой плесени. Макар взялся за кольцо ручки, с трудом поднял его, сыпля рыжим крошевом, и потянул. Дверь не поддалась, хотя никаких запоров или замочных скважин на ней не было.
Зотов хмыкнул, качнув головой, снял с пояса стеклянную флягу размером с портмоне, оплетенную кожаными ремешками. Виктор подумал, что друг плеснет на петли, однако во фляжке оказалось какое-то питье. Макар сделал один глоток, протянул другу. Ковалев принюхался — травы, малина, кажется. На вкус очень похоже на то, что они пили сегодня вечером за столом, но в этом настое чувствовались иные оттенки. Вместо легкого опьянения, которое ожидал, Виктор ощутил прилив сил. Он удивленно посмотрел на кузнеца. Зотов подмигнул в ответ и кивнул на дверь.
Когда они вдвоем потянули, петли громко хлопнули и поддались. Их ржавые стержни не выдержали — друзья едва удержали тяжелую дверь, падающую на них. Зотов ловко развернул ее и прислонил к стене.
Фонарик осветил деревянные стеллажи, засыпанные грязью, затянутые не то паутиной, не то нитями плесени. Круг света переполз от стены к стене, а когда он упал на стол посреди подвала, Виктор забыл обо всех предупреждениях и наставлениях.
— Грифон!
Кукла под дерном
К тому, кто обижает безвинного человека, чистого и безупречного человека, именно к такому глупцу возвращается зло, как тончайшая пыль, брошенная против ветра.
Старый тюль колыхнулся, словно ночной ветер коснулся его своим дыханием. Призрачная фигура проплыла по воздуху, постепенно приобретая более четкие очертания. Седая бледная женщина в истлевшем старомодном костюме встала над спящей девушкой. Волосы, кожа, ладони ее на беглый взгляд ничем не отличались от человеческих, но стоило присмотреться… Все тело словно было сложено из мельчайших крупинок — не плоть, не песок и не земля. Прах. А глаза… Были ли у нее глаза? Никто не ответил бы точно. Казалось, отблеск звезд застыл в глазницах скорбного лица.
Женщина стояла у изголовья, будто не решаясь совершить нечто, что ляжет на ее душу тяжелым грузом.
— Прости меня, девочка. — Голос звучал подобно шороху песка. — Я не могу иначе. Прости.
Что-то блеснуло на ее серой щеке. Слеза? Песчинка. Но если бы в печальных глазах осталась влага…
Женщина склонилась над спящей. Тень страшного сновидения легла на лицо девушки. Грудь ее приподнялась, дыхание участилось, легкий стон сорвался с приоткрытых губ.
Ладони женщины скользнули под подушку, черный тленный рот желал поцеловать живые уста.
— Прости.
И вдруг она вскрикнула, отшатнулась назад. Призрачное тело прошло сквозь тюль и стойку беседки.
Лицо спящей разгладилось, кошмарный сон отступил.
Пальцы рук женщины осыпались прахом, ужас охватил ее. Облачко невесомой пыли не опадало на пол. Оно клубилось в воздухе, поднимаясь к щели в занавеске, к крыше беседки. Тленное тело рассыпалось от чего-то, что не укладывалось в понимание женщины. Она хотела вновь засунуть руки под подушку, чтобы найти нечто, принесшее ей страдание, но руки уже распались.
— Господи, прости меня, — зашептала несчастная. — Не по своей воле… Прости меня.
Кто-то бежал по дорожке сада. Тюль распахнулся — Макар замер с ятаганом на изготовку. Рассыпающаяся прахом голова повернулась к нему.
— Прости, — унеслось с последним пыльным облачком.
— «Баробаро»?
— Точно! «Баробаро», — вспомнил Виктор. — Ты, похоже, знаешь, что это такое.
Только что он рассказал другу свой сон. Макар слушал с удивлением, часто переспрашивал, уточнял. Ковалев рассказывал, что помнил, а Зотов складывал мозаику сна, пользуясь своими знаниями.
Более благодарного слушателя у Ковалева никогда еще не было. Впрочем, и в столь странную ситуацию попадать ему еще не доводилось. Виктор так старался, что вдруг поймал себя на желании немного приврать, приукрасить свои приключения во владениях Морфея. Но Макар будто знал, в чем друг врет, а где описывает истинные видения. После окончания рассказа он задал единственный, вполне конкретный, однако неожиданный для друга вопрос:
— Не помнишь, какая ладья была? Материал бортов?
Виктор призадумался. Действительно, это как-то ускользнуло от его внимания, в памяти остался деревянный настил палубы да мачта, у которой он сражался с грифонами.
— Ну, дерево, какой же еще материал, — пробормотал он неуверенно.
Макар только усмехнулся.
— Ладно. Ты мог не заметить в суматохе боя, — успокоил он друга. — Иногда нужно знать, что ты ищешь.
— Похоже, тебе известно это загадочное «баробаро»? — заметил гость.
— Да, — кивнул Зотов. — «Баробаро» — клич древних мореходов.
— Что-то вроде «полундра»?
— Не совсем. «Баробаро» имеет несколько смысловых значений: «ура», «да здравствует», «приветствую», «здравствуйте», «с нами Бог». Что-то вроде этого. Само слово Тур Хейердал — известный мореход двадцатого столетия — услышал на Мальдивском архипелаге в северной части Индийского океана.
— Знаю. Приходилось слышать. Шикарный курорт!
— Тем более, — кивнул Зотов. — Так вот, эти самые Мальдивы, возможно, стали последним оплотом морской цивилизации.
— Ты хочешь сказать, что я побывал на корабле этой цивилизации?
— Другого объяснения я не вижу. Скажу даже больше: тебе довелось побывать в шкуре главного героя шумерского эпоса о Гильгамеше. Едва ли не самое первое произведение подобного рода во всей мировой литературе. Битва Гильгамеша со львами отразилась в культуре многих народов, только рисовали по-разному: индусы изображали его в битве с двумя тиграми, скифы на золотых гребнях заменяли тигров грифонами. Твой сон типа пророчества, что ли: тебе предстояло встретиться с грифоном — и вот череп перед тобой.
— А такое зверье существовало? — Виктор завороженно слушал друга.
Зотов взглянул на часы.
— Надо возвращаться. — Он еще раз окинул взглядом стеллажи подвала. — Хотя тут есть что еще посмотреть, но нам хоть бы череп допереть. Остальное оставим напосля́.
Назад пришлось большую часть пути ползти по-пластунски. Синие языки пламени висели на потолке, на стенах, над полом. Макар извивался змеей, избегая резких движений, чтобы даже потоком воздуха не потревожить синие огни. Для Виктора опасность казалась довольно сомнительной. Он устал, даже вторая порция красного зелья не прибавила сил. Ладони и локти саднили, колени ныли. Ковалев испытывал острое желание встать и идти — плевать на огни! — но рыжий изверг тащил на себе череп грифона, неустанно следя за ползущим позади другом.