Книга Врачебная ошибка - Мария Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрида встретила его с совершенно опрокинутым лицом. Ей тоже сняли систему, и она сидела на кровати, сильно согнув руку в локте.
– Ты издеваешься, что ли, надо мной? – спросила она хрипло.
– В смысле? – оторопел Зиганшин.
– Ты зачем мне это принес?
– Да что, Фрида?
– Сам знаешь! Специально?
Зиганшин в недоумении заглянул в пакет и только теперь понял, как сильно ошибся.
– Зайчик, прости! Ну не подумал, правда! Спросил у теток на службе, что лучше всего подходит после операции, они в один голос сказали – детское питание. Ну я и купил, дурак! Сейчас унесу.
Злясь на свою недогадливость, он отдал пакет сестрам. Может, какого-нибудь бомжа покормят или сами съедят. В магазине он заботился только о том, чтобы взять Фриде лучшей еды для восстановления сил, с витаминами и питательными веществами, которые легко усваиваются. Что маленькие баночки с изображением довольного щекастого младенца напомнят жене об умершем сыне и навек утраченном счастье материнства, он не подумал. Даже тень этой мысли не промелькнула в голове, хотя должна была.
Он вернулся к Фриде, хотел обнять, но вспомнил про трубки и, опасаясь снова по неосторожности сделать жене больно, сел на табуретку.
– Прости меня.
– Ты меня прости, – она вдруг улыбнулась, – конечно, ты хотел как лучше, это я неадекватная.
– Адекватная.
– Нет, Слава. Ты устоял на ногах, а у меня крыша капитально поехала. И я совсем не уверена, что когда-нибудь смогу восстановиться.
– А помнишь, мы познакомились, как раз когда я вам крышу чинил? – сказал Зиганшин, чтобы разрядить обстановку.
– Да все равно протекает. Ты просто не бываешь, а мы не говорим, чтобы не расстраивать тебя и не нарушать твою самоидентификацию крепкого хозяина.
– Ну и зря. Я бы снова залатал или перекрыл вообще. Конечно, там заплата на заплате! Весной шифер положим, да и все.
– Смысл вкладываться в эту развалюху, когда дешевле ее снести и поставить новый дом?
– Слушай, Фрида, если это Эзопов язык, то я в нем не силен. Крыша у Абрамыча течет – ок, деньги посчитаем и решим, то ли перекрыть, то ли заново строиться. Ты плохо себя чувствуешь – давай обратимся к Максу. Поможет – хорошо, нет – привыкнем жить как есть. Абрамыч вон в дождь тазики подставляет и доволен.
Фрида покачала головой. Зиганшин понял, что она устала, и помог лечь.
– Ты не геройствуй, – сказал он и дал жене воды. – Главное, что дело сделано, процесс повернул на выздоровление, и дальше тебе будет лучше день за днем. Забегать вперед тоже не надо.
Фрида вздохнула:
– Если бы ты только знал, как мне надоело лежать, как бессилие это меня измотало! Я ж видела, как тебе противно смотреть, как я валяюсь бревном…
– Не было мне противно.
– Ну да. Ты такой герой, устоял, а меня размазало.
– Зайчик, если бы эти скоты забыли тампоны у меня в животе, меня б еще не так размазало.
– О чем ты? – нахмурилась жена.
– А, так тебе не сказали, из-за чего ты принимаешь эти страдания?
– Слава, не кричи!
– Извините, – сказал Зиганшин соседкам, приподнявшись на табуретке, наклонился к Фриде и зашептал. – Никто не упомянул про два тампона, оставленные у тебя в животе прекрасными врачами из твоей любимой больнички?
– А, так вот в чем дело, – Фрида вдруг улыбнулась.
Зиганшин обомлел. Он ждал совсем другой реакции.
– Ты будто рада!
– Ну да, так и есть. Понимаешь, перитонита на ровном месте не бывает. Всегда есть какая-то причина – ослабленный иммунитет, или нарушения свертывания, или хроническая инфекция. Ну а раз дело в тампонах, стало быть, со мной все в порядке. Я здорова.
– Это, конечно, хорошо, только ничего этого могло бы не быть, окажись твои коллеги хоть немножко внимательнее.
– Да, Слава, могло бы вообще ничего не быть. Я бы истекла кровью, если бы не эти тампоны.
– Не выдумывай оправданий! Этого я им уже точно не спущу!
– К счастью, это не тебе решать. – Фрида натянула одеяло до подбородка.
– Почему это?
– Потому что пострадала я, а не ты. Послушай меня, пожалуйста! Ты хоть раз присутствовал на операции?
Зиганшин отрицательно покачал головой.
– Ну вот! А берешься судить… У меня была такая ситуация, что не до тампонов, жизнь бы сохранить. Да что там жизнь, снять бы со стола! И я не просто пациентка, а коллега и товарищ, и это сознание не помогало операционной бригаде мыслить здраво, уж ты мне поверь. Потом, Слава, живот – это не ящик стола. Потерять салфетку между петлями кишок – ничего нет проще. Она же не остается белой, а пропитывается кровью и совершенно сливается с тканями, поэтому забытый тампон – не такая вопиющая халатность, как тебе кажется.
– Ну как-то большинство операций обходится без этого.
– А у меня не обошлось. Из-за мощной кровопотери у меня уже начинался ДВС…
– Кто начинался? – нахмурился Зиганшин.
– Пошло нарушение свертывания, когда начинает литься изо всех ран, и хирургическим путем уже не остановишь. Лучшее средство тут – как можно скорее снять со стола, но, с другой стороны, как ты закончишь операцию, когда отовсюду течет? Если бы эти тампоны не потерялись у меня в животе и не заткнули рану, очень может быть, что ребята останавливали кровотечение до тех пор, пока я бы не умерла. А я жива, спасибо тряпкам.
– Это твои домыслы, – буркнул Зиганшин.
Фрида пожала плечами:
– Можно позвонить ребятам, уточнить, как оно было.
– Не надо. Я все-таки надеюсь уговорить тебя подать в суд. Эта тварь должна быть наказана!
– За то, что спасла мне жизнь?
– Зачем ты так?
– Затем, что ты, кажется, не рад этому обстоятельству.
– Господи, Фрида! – Зиганшин нашел под одеялом ее коленку и пожал. – Конечно, я очень рад. Если бы с тобой что-то случилось, я бы сам, наверное, не выжил.
– Ну тогда забудь про суд и вообще откажись от всякой мести.
– Но…
– Обещай мне, – с нажимом сказала Фрида.
Пришлось кивнуть.
Зиганшин хотел ночевать у Макса, но пришлось ехать домой, за Фридиным телефоном. Да и куртку надо взять взамен пропавшей, а то он все эти дни проходил в ветровке Макса.
Дорога была хорошо знакома и пуста, поэтому Зиганшин глубоко погрузился в размышления. Почему Фрида не хочет наказать докторшу? Как можно спокойно думать о том, что человек, разрушивший твою жизнь, счастлив, прекрасно себя чувствует и ничем не поплатится за твои страдания? Почему Фрида не понимает его жажды справедливости? А главное, почему она так холодна с ним?