Книга Стеклянные стены - Андрей Кузечкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сижу на переднем ряду и делаю ему знаки: мол, надо поговорить. Он еле уловимо мне подмигивает – дескать, схвачено – и продолжает с новой силой. Оглядываюсь на публику: все глядят на Никиту с обожанием. Он, поди, привык к этому.
После этого блистательного стендапа он подходит ко мне, разгребая обступивших его со всех сторон сотрудников.
– Координатор, вы что-то хотели мне сообщить? – важно спрашивает он.
– Да. Кое-что срочное. Можно без свидетелей?
– Друзья мои, пора вернуться к работе! – громко провозглашает мыслитель Ганимед, воздев руку. Сотрудники нехотя бредут к выходу. Тех, кто задерживается, подталкивают охранники.
Оставшись без свидетелей, показываю Никите бумажку.
Слушая мой короткий рассказ, он кивает. Потом говорит:
– Хорошо, детка. Сделаю, что смогу.
Так и сказал – «детка»! И даже приобнял меня, спросив:
– Ну как ты тут вообще? Скучаешь одна в своей комнатке?
– Никита, я серьезно! Надо что-то делать!
Для начала надо высвободиться из его объятий. Не могу себя заставить.
– Знаешь, в чем твоя проблема, Эви? Ты слишком серьезная. И слишком серьезно все воспринимаешь. Я б на твоем месте просто наслаждался жизнью.
– Тебе легко говорить. Ты здесь самый главный, можешь себе позволить вообще все…
– Да, могу. – Он, посмеиваясь и подмигивая, рассказывает мне, чем занимался вчера с наставником Викусиком. Как будто мне интересно.
– А ты вообще понимаешь, что мог бы это сделать вообще с кем угодно?
– Ну как бы да…
– Не как бы. А по-настоящему. Ты, кажется, не осознаешь, что можешь щелкнуть пальцами – и любая баба на этой базе перед тобой упадет.
– А если не упадет? Это же квест, а не бордель! И бабы – не проститутки, а актрисы.
– А ты проверял? Вот проверь. Тебе же ясно написали: игра максимально приближена к реальности.
По его лицу видно, что он впервые серьезно задумался об этом.
– На что ты меня толкаешь? – спрашивает он, пытаясь улыбнуться.
– Я тебя ни на что не толкаю. Это ты нас сюда притащил. Вот, пользуйся.
– Но я не могу… я парень Викусика.
– Нет. Ты мыслитель Ганимед, которого все любят!
Я глажу его по руке. Он тут же спохватывается и отстраняется.
– Короче, ты понял? У «Стеклорезов» есть свой человек здесь. Следи, что происходит на базе. У тебя есть доступ к камерам.
– Не только у меня!
– Возможно. Но никому доверять нельзя. Таня говорит, здесь все прогнило. Не исключено, что тот, кого мы ищем, – один из охранников или даже координатор.
– А если все-таки найдем его – нам что с того будет?
– Моральное удовлетворение, – отвечаю я.
Усмехнувшись, он уходит.
А я еще раз вчитываюсь в напечатанные на полоске бумаги слова:
«Вас обманывают. Это не игра. Стеклорезы».
Наконец-то кончился этот идиотский спектакль.
На первый взгляд все было как обычно. Лас вещает, народ слушает и даже записывает. Но что-то не так. Что-то серьезно не так.
В зале – не только молодежь, но и люди достаточно зрелого возраста. Ну и ладно, такое бывает. Женщин примерно столько же, сколько и мужчин, – тоже ничего странного. Это же корпоративное мероприятие, сюда, наверное, загнали всех, независимо от пола и возраста, и о желании не спросили. Все слушатели – в одинаковых серых комбинезонах. Наверное, так надо по правилам, если это тематическая база. Плюс корпоративный дресс-код, все такое. Хотя кто заставляет соблюдать дресс-код в нерабочее время?
Нет, странное было в самих людях. Матильда такого никогда раньше не видела.
Когда Лас сказал свою коронную фразу «Поднимите руки те, кто категорически против секса!» – никто не засмеялся. Никто. Слушатели просто переглядывались – молча и как-то злорадно. Лас был слегка обескуражен, но быстро забыл об этом. Он видит только то, что хочет видеть. В тот момент он видел полный зал народа, с которым надо поделиться мудростью.
Дальше все было по привычному сценарию. Лас рассказывал, вызывал людей к доске, как учитель, и заставлял разыгрывать сценки знакомства. Люди играли добросовестно. Но не просто изображали, что знакомятся. А изображали, что изображают это знакомство. Будто хорошим актерам поручили играть роль плохих актеров.
Матильда в этом кое-что понимала. Столько лет играла в школьной самодеятельности, которой руководил настоящий театральный актер!
Чуть позже она заметила и еще кое-что. Точнее, кое-чего не заметила.
Матильда успела привыкнуть, что на каждом тренинге слушатели раздевают ее взглядами. Было бы странно, если б они этого не делали. Лас им про секс на первом свидании затирает, их раздувает от похоти, а тут такая девушка! Как говорится, видит око, да зуб неймет. Точнее, не зуб, но тоже из трех букв.
В этот раз на Матильду не смотрел никто, хотя она очень живописно сидела на подоконнике. Все смотрели на Ласа.
А Гниль знай себе фотографировал.
Сразу после тренинга Матильда оттащила его в сторону:
– Ничего не заметил?
– Нет, а должен?
– Почему они такие странные?
Гниль криво ухмыльнулся:
– А чего ты от них хочешь? У них все мозги забиты корпоративной туфтой.
– Это не туфта! – неожиданно для себя возразила Матильда. – Люди деньги зарабатывают.
– Зарабатывать деньги можно по-разному. Превращаться в тупого корпоративного раба ради этого не обязательно. Всякие уставы учить. Они, наверное, еще и гимн каждый день поют…
– А почему нет? Люди думают, что делают великое дело…
Гниль противно усмехнулся, чем изрядно рассердил Матильду.
– У тебя есть мечта? Цель в жизни? – спросила она.
– Мечта? Есть. Заснуть и проснуться в Британии в 1977 году – в самый разгар панк-революции. Сама понимаешь, это никогда не сбудется. А свою панк-революцию мы просрали в 90-е годы. И поэтому у нас до сих пор везде одна Пугачева и прочий «Голубой огонек».
Матильда громко выдохнула, пытаясь справиться с гневом. Она ему – о высоком, а он в ответ – про какой-то «Голубой огонек»!
– В Британии? Значит, ты не любишь нашу страну?
– Я вообще не понимаю, что значит любить страну, не любить страну. Если я где-то живу, я это принимаю как факт. Я родился здесь – ну и ладно. Мне это не мешает радоваться жизни. Если б еще всякие уроды не маячили перед глазами – было бы вообще хорошо.
«Ты это про свою девушку, что ли?» – чуть не спросила Матильда вслух, но вовремя осеклась. Кажется, этот разговор лучше прекратить.
