Книга Заоблачный Царьград - Владимир Ераносян

Завоевание есть способ выжить. А что толкает в путь варяга? Понятное дело! Холод… Олег озяб, и бодрый оруженосец подал ему соболиную шкуру. Да, холод и блага, несправедливо распределенные в этом мире. Они шли на юг не искать справедливости у сильных мира, а насаждать огнем и мечом свое право быть в когорте избранных. Диктовать свою волю на равных и устанавливать свои правила на земле, которую никто не получает в вечное пользование. Никто, кроме богов, но они могут жить на небесах. Земля нужна лишь людям. А получают ее сильнейшие. Вот и настал момент истины. Судьба определит, насколько силен он, сможет ли он одолеть мощь Византии или поляжет в Босфоре, утопив в море свою мечту…

Одно Олег знал наверняка – судьба благоволит храбрым и убивает безрассудных. А между храбростью и безрассудством тонкая грань. Она стирается в один миг перед лицом смерти.

Ладьи княжеского войска легко миновали земли печенегов на весельном ходу. Варягов и завербованных для похода на Царьград славян было так много, что кочевники-печенеги благоразумно умерили свое любопытство и предпочли не высовываться из безопасных улусов, перенеся свои войлочные юрты на двухколесных арбах подальше от речной долины. Мало ли о чем замыслили русы…

На юг шла гигантская по тем временам армия вторжения, предназначенная не для быстрого набега и грабежа, а для изнурительной и долгой войны. При этом такой силище ничего не стоило поживиться по пути за счет богатых скотом и лошадьми племен.

Параллельно руслу на юг шла кавалерия, сопоставимая по числу с самой большой из восьми печенежских орд. Часть коней решено было переместить на ладьях, для них нашлось место рядом с таранами, осадными орудиями, лестницами и провиантом. Вахты сменяли друг друга на веслах несколько дней подряд, спящие смены гребцов укрывались шкурами. Надо было успеть осадить город до возвращения основных сил империи, увязших в войне с агарянами за средиземноморские острова.

Игорь шел вместе с дядей на флагманской ладье. На рассвете заспанный княжич разглядел силуэт Олега, который слился со штевнем.

– Ты всю ночь не сомкнул глаз, дядя… – удивился он.

– Приближается исполнение моей главной мечты, мой шанс оставить след. Как я могу уснуть, исполнение мечты либо сделает меня счастливым, либо навек разочарует, – ответил своему молодому соправителю постаревший воин.

– А меня тревожит совсем другое, – признался князь Игорь. – Почему, запретив Свенельду выдвигаться в Хазарию, ты оставил его в столице?

– Он не посмеет ослушаться, знает, что будет казнен за неповиновение. К тому же вся его дружина, кроме личных гридей, здесь. Свенельд бы тоже с удовольствием пошел со своими людьми, но его дерзость требовала наказания. А что может быть хуже остаться в своей норке, когда все ушли на войну?!

– Это так, – согласился Игорь. – Но я боюсь за свою жену и сына.

– Не бойся, пока мы живы, с Ольгой и Святославом ничего плохого не случится, – заверил регент.

– Пока мы живы… – повторил Игорь.

– Ну да, ты же не собираешься погибать, мы идем за победой и славой! И за огромной добычей, о которой могли представить только в своих снах! Не кручинься, никто не осмелится поднять руку на кровь Рюрика. Свенельд горделив до краев, но он не самоубийца! К тому же я оставил для присмотра за Ольгой и твоим чадом целый гарнизон. Я бы оставил и своего зоркого соглядатая Деницу, но ты сам знаешь: без него, как без глаз. Никто не посмеет нарушить покой в чертогах княгини Ольги. Выбрось тревогу из головы. Мы идем на Царьград!

Игорь вспомнил бегающие глаза воеводы, провожающие войско в поход. Свенельд выглядел разбитым и подавленным. Впервые в жизни он казался сломленным. Но что творилось в его душе? Быть может, внешнее смирение являлось лишь маской, за которой зарождался изощренный план мести…

Что до Деницы, которого укачало в первый же день пути, то Игорь лишь посмеялся над дядей, который полагал, что этот псевдопровидец мог обеспечить хоть какое-то подобие усиления безопасности княжеских хором. Скрученный морской болезнью волхв был жалок в своем страдании и смешон в своих неестественных позах.

Как это существо, напоминающее зародыш, могло помочь в защите его младенца? Игорь не собирался разочаровывать князя-регента в своих оценках его советника, перевоспитывать дядю было уже поздно, к тому же молва окрестила его Вещим. Может, ему и вправду виднее и не стоит беспокоиться насчет Свенельда.

«Свенельд не настолько глуп, чтобы не бояться возмездия за измену. Да и не так коварен, чтобы осуществить злодеяние чужими руками! Он так же горяч, как и я, а значит, не способен на откровенную подлость!» – успокоил себя княжич и заменил одного из гребцов. Ненадолго, ведь ветер усилился.

Солнце только пробуждалось. Корабли достигли устья. И скоро по бортам ударили волны. За кормой появились дельфины, что и без волхва сочли хорошим предзнаменованием.

– Поднять паруса! – отдал команду князь-регент. И море покрыла сплошная тень от тысяч сотканных парусов с соколами Рюрика и огненными колесами Перуна.

Тень сошла на нет, лишь когда солнце достигло своего зенита. Горизонт все еще казался бесконечным и недосягаемым, но предчувствие близости битвы с империей уже овладело войском.

Колосс на глиняных ногах не устоит перед могучим натиском русов, претендующих на равенство с такими титанами, как надменные ромеи…

Передовые дозоры болгар не могли не заметить конницу и флот, идущие вдоль их берегов. Царь болгар Симеон выслушал вестника спокойно и приказал не вмешиваться, если русы не пойдут вглубь Мезии и пересекут его владения без высадки десанта. Расчет был прост: в этот раз Симеон хотел отсидеться, дождавшись, когда греки и русы изрядно побьют друг друга. Тогда он решит, на чью сторону встать на сей раз, оставаясь при этом на своей собственной стороне и расширяя лишь свои собственные владения.

Глава 15. Вторжение

Вернувшись в Константинополь, опальный монах Фотий развернул бурную деятельность, привлекая на свою сторону все больше сторонников. Его гомилии с гневными проповедями и навеянными свыше предсказаниями распространялись последователями, среди которых были и высокопоставленные вельможи-архонты и их супруги-архонтиссы, во всех уголках империи. Фотий даже был допущен к василевсу Льву, который не мог больше игнорировать поддержки неугомонного старца со стороны привилегированных сословий и воинственных монашеских орденов.

Император согласился на аудиенцию и в присутствии стратигов выслушал в тронном зале трактование Фотием священных текстов в привязке к настоящему. Сидя на золотом троне в окружении статуй крылатых Ник, император Лев VI сделал вид, что принимает к сведению опасения бывшего патриарха об угрозе вторжения русов, собравших в единый кулак всю свою мощь.

Но на самом деле больше всего Лев опасался не русов и даже не сарацинов и болгар, от всех них он мог откупиться, а того, что Фотий и его клевреты настраивают народ против любимой императором Зои Карбонопсины, Углеокой, его четвертой жены, которая родила ему единственного сына.