Книга Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942-1943 - Клеменс Подевильс

Боевые действия предполагают выдержку. Нескончаемыми кажутся часы, когда в ходе боев не поступает никаких донесений, обстановка остается неясной, или же противник наносит неожиданный ответный удар. Но Хубе не предоставляет своим младшим командирам возможность осуществлять первоначальный план по своему собственному усмотрению. Он ожидает исхода боя, когда русские танки атакуют с фланга его танковые подразделения, наступающие в первом эшелоне. Иногда он ждет этого, сидя и подремывая в полуденную жару и даже засыпая глубоким сном. А мимо него следуют колонны. Способность спать у всех на глазах является для остальных показателем доверия. «Старик спит», – передается из уст в уста. (Солдаты называли Хубе Человек – и это имело особое значение. – Ред.) Но если его разбудить донесением, то он, не смущаясь ни секунды, начинает разговор о прошедшей обстановке.

Итог сегодняшнего дня. Имея перед собой превосходящие силы противника (автор ошибается – советские войска перед фронтом мощной 6-й немецкой армии уступали немцам как в численности, так и в технике. – Ред.), дивизия продвинулась вперед на 50 километров. Как часто бывает, мысленно размышляешь над вопросом: каким образом удается добиться таких успехов против превосходящего противника? Наши танки, несомненно, обладают более эффективными оптическими приборами, прежде всего прицелами, у противника отсутствует (была недостаточной. – Ред.) радиосвязь между танками, и этим объясняются проблемы их управления. Однако размышления возвращаются всего-навсего потому, что Квинтон, как командир французских диверсионных отрядов, почерпнул во время сражений на истощение[38] Первой мировой войны: «Основными техническими средствами являются храбрецы». Связь отваги с интеллектом, умственными способностями, которые могут раскрыться при свободе принятия решения. (Очень скоро для немцев наступит момент истины – в страшных уличных боях в Сталинграде, а затем в катастрофе зимы 1942/43 г., где наглядно проявились черты мирного русского человека, когда его доводят до последней черты, – немцы и их последователи до сих пор анализируют то, что произошло, но понять до конца не могут. – Ред.)

8 августа

Мы овладели цепью высот перед Доном.

Ехал в танке во время наступления. Танковая дуэль с Т-34. Противник, выдав себя вспышкой при выстреле из пушки, находился в тени зарослей на опушке смешанного леса. Обмен бронебойными снарядами. Наконец, над Т-34 появился столб дыма, стрельба из этого танка прекратилась. Я во время перестрелки лежу на днище танка: общая судьба в счастье и в горести.

Когда заходит солнце, мы, уже не встречая сопротивления, продвигаемся вперед с удвоенной энергией, чтобы до наступления темноты достичь господствующей высоты. Однотонные поля и цепи пологих холмов в степи внезапно переходят в возвышенности с глубокими долинами и котловинами, похожими на овраги, склоны покрыты свежей зеленью дубового леса. В глубине леса находился хутор с лугами для скотины.

И наконец, мы у Дона! Здесь я должен его снова назвать рекой, а не потоком. Реку сужает берег, у нее бурный напор. На нашей стороне – крутой спуск к воде, на той стороне – голая равнина степи, без деревьев, до самого горизонта. Перед нами далеко на том берегу находится Калач с вокзалом и небольшими фабриками; а так привычная картина небольших домов: чрезвычайно примитивные дощатые хибары. Мы давно миновали симпатичные мазанки, выкрашенные светлой краской.

На восточном берегу видны автомобили, отъезжали грузовики. Они поспешно удалялись от берега. И отдельные русские танки отходили от берега Дона, покидая свои окопы. Это хорошо видно с господствующих высот с нашего берега. Экипажи танков не могут не поддаться соблазну. Начинается беспрестанная стрельба, над рекой тянутся следы трассирующих пуль. Но они не долетают, а снаряды не попадают в отъезжавшие автомобили, которые вскоре находятся вне зоны досягаемости. Возможно, это продолжалось полчаса, при этом не была поражена ни одна цель. Тут из тыла поступает раздраженный приказ: «Немедленно прекратить безобразие». Тем временем выдвинутый вперед артиллерийский наблюдатель, рядом с которым я сидел на броне танка, обнаружил важную цель вниз по течению реки, и туда был направлен огонь батареи, расположенной на обратной стороне высоты. Большой паром пересекает в темноте ярко-голубую гладь реки. Наверное, он едва отчалил.

Когда я смотрю на него в бинокль, прямо рядом с паромом поднимается первый высокий фонтан воды. Но паром доходит неповрежденным до восточного берега. Видны солдаты, оставившие на пароме автомобили и танки, спасающиеся бегством по белому песку. Вверх по течению реки, севернее, сразу после первого идет второй паром, который садится на мель посередине Дона. Здесь паром атакуют пикирующие бомбардировщики, и на нем после сильного взрыва вспыхивает пламя. Но по-видимому, все люди успели покинуть этот паром.

Перед нами внизу располагается почти наведенный до конца новый понтонный мост. Начиная с востока он доходит почти до нашего берега, обрываясь еще в воде. По нему уже двигаются наши танки и саперы, однако в последний момент противнику удается под покровом наступающей темноты поджечь мост. Огонь стремительно распространяется, вскоре над ночной рекой стоит только огненная завеса, которая отражается в воде красным светом. Теперь и в Калаче вспыхивает пламя, вероятно, в результате точного огня нашей артиллерии. Очаги пожара на темной равнине издалека напоминают горящие кустарники. На занятом нами берегу на обрывах вдоль реки то тут, то там в ходе боя воспламеняется сухой вереск. Пожары распространяются по кругу в виде огненных колец. Кажется, что они висят между небом и землей и их рубежи исчезают в ночи.

Когда мы под звездным небом возвращаемся в свое расположение, царит веселое, радостное настроение. С боевых машин раздаются облегченные вздохи, остроты, даже песни. Экипажи вылезли наружу и, испытывая только радостные чувства, вдыхают свежий ночной воздух, ощущают безопасность, успех. И наконец, большой Дон, до которого мы добрались, где отражается луна и чей вид уже освежает, как купание после нескольких недель пребывания в пыли и сухости.

Через час на возвышенности за гребнем высоты мы занимаем позиции, предписанные нам, и оборудуем их для ведения круговой обороны. Согласно приказу, каждый солдат должен незамедлительно, невзирая на глубокую темноту, вырыть одиночный окоп. Люди устали и проклинают излишества приказа. И все же они исполняют его. На следующее утро на рассвете эти позиции подвергнутся мощным ударам авиации противника. Самолеты пойдут волна за волной, на нас обрушатся бомбы, огонь из авиапушек и пулеметов.

Через час, когда налеты стихли, а в небе снова проносились немецкие истребители, я подсаживаюсь к лейтенанту К. в автомобиль повышенной проходимости. На планшете мы пьем кофе. Солнце, согревая, все выше встает над горизонтом, кругом стало тихо и спокойно. И тут в воздухе раздается взрыв. Мы пригибаемся к сиденьям, мимо нас с гулом пролетает большой осколок. Раздаются вопли, причитания и стоны, все трясется. Артиллерийский снаряд попал в танкистов, завтракавших на земле рядом со своим танком. Трое убиты, остальные двое стонут от боли и корчатся на земле. Ожидается продолжение обстрела, но по-прежнему тихо, как до разрыва снаряда. Случайное попадание снаряда, выпущенного из ствола русского орудия, которое выстрелило с той стороны Дона; артиллеристы не видели нас, но снаряд по навесной траектории перелетел через холм. Такие жертвы, которые понесло находящееся на отдыхе подразделение, кажутся особенно бессмысленными. Они сеют ужас и скорбь.