Книга Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II - Стивен Кут

Все это свидетельствует, что Карл твердо вознамерился добиться самостоятельности; и в то же время он все еще обнаруживал признаки юношеского и незрелого ума. Ничто не доказывает это столь же убедительно, сколь его продолжающаяся близость со своей старой кормилицей миссис Уиндэм, которая теперь всячески добивалась для своего мужа министерского поста. Хайд и престарелый лорд Каттингем, остановившиеся в Сен-Жермене на пути в Испанию, явно не могли смириться с перспективой включения такой заурядной личности, как полковник Уиндэм, в состав Королевского Тайного Совета. Выслушав жалобы королевы на «черствость» сына, Хайд решил поговорить с ним, но из этого разговора ничего не вышло. В ответ он услышал, что даже если Уиндэм сейчас не готов к исполнению обязанностей министра, то вскоре освоится, что это «исключительно честный» человек, что раньше у него, Карла, не было возможности ничем отблагодарить его, да и сейчас единственное, что он может ему предложить, — так это министерский пост. На том и покончили.

Хайд явно потерпел поражение, но, как известно, там, где пасует прямота, может сработать хитрость. Однажды почтенный лорд Каттингем завел с Карлом и присутствующими придворными пространный разговор об одном достойном сокольничем. Карл осведомился, чего он просит для этого человека. Похвалив голос сокольничего и его вкус к чтению, Каттингем помолчал немного, а затем с притворной серьезностью заявил: «Прошу ваше величество назначить его своим капелланом». «Как это?» — изумленно воззрился на него Карл. Сохраняя прежнее непроницаемое выражение лица, Каттингем сказал: «Сокольничий ничуть не меньше подходит вашему величеству как капеллан, чем полковник Уиндэм как министр». Повисло смущенное молчание, потом все расхохотались, а Карл, нахмурившись, отвернулся. Анекдот пересказали Уиндэму, и с тех пор никто больше ничего не слышал о его министерских притязаниях.

С полковником Уиндэмом справиться оказалось нетрудно, а вот фракции внутри Совета представляли собой проблему куда более сложную. Партия королевы стояла за союз с шотландцами; в то же время роялисты более традиционного склада во главе с Хайдом по-прежнему отвергали идею какого-либо сговора с врагами покойного короля, призывая искать поддержку у испанцев и папы взамен на уступки католикам. Они даже обдумывали возможность переговоров с экстремистами в Англии, обещая им свободу совести (хотя и не предполагая выполнить это обещание). Ну а юные «меченосцы» при дворе склонялись то к одной партии, то к другой, в зависимости от того, какая в данный момент берет верх, меж тем как «все пребывает в неопределенности, и решаются дела не суровым и серьезным Советом, а под ковром, по случаю, и это ранит сердца всех, кто предан королю». А тут еще до Франции начали доходить сведения, свидетельствующие о том, что надежды на поддержку со стороны Ормонда и ирландцев стремительно тают.

2 августа 1649 года силы Ормонда потерпели жестокое поражение от англичан у Рэтминса, чуть южнее Дублина. Столь внушительную армию ирландцам было уже не собрать, и теперь, когда их сопротивление оказалось практически подавлено, Кромвель приступил к последовательному и беспощадному покорению страны. Тем, кто остался на стороне Карла Стюарта, — ни пяди земли. 15 августа bq главе армии, состоявшей из 8000 пеших и 4000 конных, Кромвель пересек границу и объявил себя Верховным Главнокомандующим и Лордом-Протектором Ирландии. Прежде всего он направился в Дрогеду — пункт сбора и перегруппировки разрозненных частей разбитой ирландской армии. Неделю спустя подошла тяжелая артиллерия: 11 осадных орудий, два восьми— и два семидюймовых, два 24-фунтовых орудия, три мортиры и еще 12 пушек меньшего калибра. Губернатор города хвастливо заявил, что взять Дрогеду — то же самое, что взять ад. Кромвель, словно пронизанный боевым духом, был преисполнен решимости доказать противнику правоту его же слов. Его чудовищной силы артиллерия обрушилась всей своей мощью на злополучный город. В стенах вскоре появились проломы, и через них кромвелевские ветераны ворвались внутрь города; они быстро уничтожили около 3 тысяч его военных и гражданских жителей. Это была настоящая бойня. У солдат отрывало ноги, и стрелять продолжали обрубки. Вопящих от ужаса воинов выкуривали из церквей, а губернатора, храброго вояку, забили до смерти его собственной деревянной ногой, в которой, как почему-то решили убийцы, хранится золото.

Дрогеда оказалась лишь первой остановкой на пути, по которому, сминая все, катилась кромвелевская колесница. Остров выжигали, и в этих обстоятельствах присутствие там Карла было бы чистым безумием. При этом ему ненавистно было «позорное», хотя и вынужденное сен-жермен-ское прозябание. Его оскорбляла все возрастающая холодность, с какой обращалась с ним французская знать, в чьих глазах он быстро утратил обаяние новизны, и в конце концов молодой король решил вернуться на Джерси. Там, как ему казалось, строить планы удобнее, чем в Сен-Жермене с его партийными распрями. Приближающаяся зима препятствовала нападению парламентариев, к тому же лояльные островитяне через 17 дней после казни Карла I провозгласили принца Уэльского своим королем. И еще: упразднение английской монархии и поражение ирландцев значительно уменьшили ценность Карла в глазах Мазари-ни и королевы. Им не терпелось поскорее избавиться от гостя, за голову которого назначила награду его собственная страна и над которым всегда нависал меч убийцы. Наконец, была еще одна причина, по которой Карлу лучше было оставить Сен-Жермен. Генриетта Мария в своей тоске и полном бессилии пришла к заключению, что лишь церковь станет гаванью, где она может исцелить собственную израненную душу и предаться мечтам о превращении Англии в часть католической Европы. Для начала следовало перекрестить в новую веру детей. Карла втянуть в политическую авантюру не удалось, но с герцогом Йоркским кое-какие надежды еще можно было связывать. Понимая, какими опасностями чреват замысел матери, Карл решил взять младшего брата с собой на Джерси. 27 сентября они с герцогом отплыли из Кутенвилла. Карл сам встал за штурвал, и, несмотря на преследование судов парламентариев, они благополучно избежали плена й прибыли на следующее утро к месту назначения.

Здесь Карлу, у которого не было ни гроша, оставалось лишь плыть по воле волн. Он устроил смотр местной полиции, стал крестным дочери леди Картерет, охотился, наносил визиты. В какой-то момент, однако, прошел слух, что на него готовится покушение и ему в одиночку, без охраны, передвигаться по острову опасно. Когда на Джерси прибыл Бэкингем со своей свитой, Карл сделал его рыцарем Подвязки, а Хоптону, Картерету, Джермину, Калпеп-перу и другим даровал земли в колониях Нового Света. Но ключевой проблемой по-прежнему оставалось безденежье. Королевские земли на Джерси были распроданы, челядь распущена, умоляющие письма роялистам, остающимся на континенте, разосланы. Нищета и праздность были не только унизительны, но и политически опасны. Один из приближенных Карла писал Ормонду: «Иностранные владыки начинают посматривать на него как на человека, настолько праздного и равнодушного к самому себе, что сомневаются, стоит ли ему помогать: это может рассердить потенциальных противников, которых они видят в лице его собственных взбунтовавшихся подданных». Единственной более или менее надежной опорой оставался Ормонд. Расчеты на ирландскую помощь все еще сохранялись. В Уэльс и на западное побережье Карл послал людей, чтобы они организовали плацдармы для будущего вторжения, а одного из постельничих отправил в Ирландию для оценки ситуации на месте. Тот вернулся в декабре с ужасными вестями. По мнению Ормонда, лишь военная операция в Англии могла предотвратить окончательное попадание страны под пяту Кромвеля. Помощь, если таковая вообще будет оказана, может прийти лишь от шотландцев.