Книга Из животворящей капли крови - Василий Попов

– Скажи, карты не врут? – ее голос сорвался.

В ответ по щеке морщинистого лица в отражении потекла слеза, засыхая на ходу.

– Почему? – Надя качнула головой вбок.

Старушечье лицо напротив тоже качнулось, размножая отражение. Надя увидела качающие головами лица жертв, каждое лицо освобождало следующий образ на доли секунд. И так друг за другом. Сотни, тысячи…

– Это расплата?

«Бабушкина» голова склонилась, из обоих глаз потекли слезы. Лицо, застывая, превратилось в маску.

Надя ощутила, как ей стало трудно дышать. Она судорожно искала среди косметики пузырек на зеркальном столе. Страх затмил разум. Рука нашла искомое. Несколько глотков. Еще и ещё. Пузырек летит в сторону.

Перед глазами ее морщинистая рука. Морщины разглаживаются, кожа принимает приятный кофейный оттенок. Легкие наполняются. Она улыбается молодеющему отражению.

Мокрой простыней она стирает пентаграммы. Рисует на высохшем мраморе пола одну большую. Каждый скрип мела, каждая черта рисунка вселяет ужас. Но бодрящий ее ужас. Надя зловеще улыбается, шепотом повторяя слова древних ацтекских жрецов.

Повисшие на занавесках мыши срываются, с криком улетая прочь. Надя ухмыляется, слыша это. Заканчивает, соединяя начерченные мелом линии. Лунный свет, проникший в окно «зажигает» половину пентаграммы.

Овальный кабинет живет ожиданием. Члены синдиката перешептываются, рассказывая друг другу странные истории. Все связано с продлением жизни. Все разговоры об одном. Уже не слышно речей о бизнесе, приумножении капитала. Всех интересует одно. Особенно после того, как знание формулы «знания» было фактически в их руках.

– Как это было в первый раз, Рудольф? – обратился в полный голос к старейшине один из молодых членов синдиката.

– Странно… – Седовласый старик оглядел обращенные к нему взгляды. – Шла война, предпоследний ее круг. И мы проигрывали ее, хотя повсюду еще слышались бравады и пропагандирующие лозунги. – Рудольф взглянул на свои сморщенные руки. – В штабах шепот о невменяемости некоторых генералов, разговоры об оружии возмездия. Но в глазах офицеров оттенок поражения. Никто уже не верил в победу. Подсознательно все сдались.

Тишину овального кабинета нарушал только этот хриплый монолог и писк летучих мышей за окном, обращающий на себя внимание только некоторых участников.

– Я тогда сильно пил со своим ослепшим на один глаз другом, он прибыл с восточного фронта. – Выцветшие глаза Рудольфа блуждали в пространстве. – Меня вызвали на допрос одного пленного, не помню уже, кажется, английский летчик. Мартин увязался со мной: он никогда не участвовал в подобном…

Один из обслуживающих овальный кабинет принес три бокала для старейшин. Они до краев были наполнены кровью. Кто-то из молодых поморщился, глядя на то, как они пьют эту субстанцию.

Раздался шорох возле окон овального кабинета. Но на это мало кто обратил внимание.

– …Летчик требовал соблюдения конвенций и всего такого…

Среди некоторых собравшихся одобрительный гул, видимо, англичан.

– Но, повторюсь, шла война, и мы были по разные стороны, – не обращал внимания на гул Рудольф. – Мы смеялись… и били пленного, пили снова, и снова все повторялось… В один момент летчик на чистом немецком призвал Мартина склонится к нему. Руки пленного были стянуты за спиной, и моему другу ничего не угрожало. Я вышел по нужде. Услышав нечеловеческий крик, я вбежал в кабинет – Мартин лежал возле ног пленного, трясясь в конвульсиях, его шея импульсивно кровоточила. Рот пленника был в крови, и он хохотал, как сумасшедший. Я застрелил его…

Гул неодобрения не вызвал никакой реакции у Рудольфа.

– … Мартин укусил меня, когда я посетил его в госпитале. С того дня я его больше не видел, но жизнь моя полностью поменялась…

Снова шорох за окнами и шелест крыльев улетающих летучих мышей.

– И с того само дня…? – Самый молодой из собравшихся закусил губу.

– И с того самого дня я пью человеческую кровь, и это помогает мне жить…

– И жить дольше, чем положено? – голос молодого человека дрогнул.

– Если хотите, да… – Старик вздохнул, глядя на сидящего по правую руку от него такого же старейшины, как и он. – Но кто не хочет жить? Назовите… Псих или уставший от невыносимой боли пациент? Их единицы…

– Но доноры, приносящие кровь в клинику, надеются, что она спасет чьи то жизни… – Юрген, вглядываясь в темноту окна, поерзал на стуле.

– Так и спасают… – Рудольф вздохнул. – Мою! И не в нашем обществе, Юрген, полемизировать на тему этических норм, раз уж мы все здесь собрались…

Взгляды собравшихся метались от Юргена к Рудольфу. За окном же метались, шурша крыльями, летучие мыши.

– Я и так толерантен: не вскрываю артерии жертвам и не убиваю, сливая кровь человека, введя его в гипнотический транс…

– Это лишь финансовый вопрос, – Юрген негодовал, взглядом ища единомышленников. – Не имея средств для покупки донорской крови, вы бы сейчас вскрывали человеческие сосуды тел в темных переулках гетто, забыв о своих…

– Послушайте, молодой человек! – Третий старейшина, сидевший не за столом, а в кресле-каталке возле окна, привстал на больные ноги. – Не стоит судить о людях и их поступках, не примерив на себя их шкуру…

– Оставьте, Франц! – Рудольф приподнял руку, призывая к примирению. – Молодой человек слишком молод…

– Да, молод, – гордо приподнял подбородок Юрген, – но уже достаточно стар, чтобы помнить своего деда – отставного оберлейтенанта, потерявшего глаз в боях за великую Германию. И выходящего по ночам в город…

– Мартин? – голос Рудольфа дрогнул, заставляя вздрогнуть собравшихся.

Только не Юргена – тот стоял возле окна, вглядываясь в глаза и острые зубы повисшего вверх ногами маленького зверька.

– Да! – Сталь глаз молодого развернувшегося человека пронзила Рудольфа, расстегивающего ворот белоснежной рубашки.

– Что с ним стало? – прохрипел старейшина.

– Ему вбили осиновый кол в сердце и… в глаз на всякий случай. – Юрген снова посмотрел на внимательно следящего за ним зверька, забыв про слушающую его аудиторию. – Но что парадоксально, это сделали одни из основоположников этого общества…

– Я… Юрген… – Рудольф вскочил, хватая воздух ртом. – Я не имею к этому никакого отношения…

Тяжело дышащего старика вынесли на руках. Едва дверь закрылась, все взгляды были обращены к человеку, стоящему возле окна. Юрген протянув руку к летучей мыши, улыбался ее легким укусам.

– Франц, достопочтенный Франц, – голос Юргена был наиграно ласков, – вы же не станете отрицать растрату денег сообщества четверть века назад с последующей пропажей бухгалтера и его записей? Вам предоставить некоторые свидетельствующие об этом документы?