Книга Успеть изменить до рассвета - Анна и Сергей Литвиновы

— Там что, военная кафедра имеется?

— Имеется, имеется… Елисейка — он ведь парень очень головастый. Считает быстрее любого калькулятора. Много читает, знает много. В физике, математике разбирается.

— Так он и живет теперь один?

— Да, с тех пор, как родители его номинальные, а фактически бабушка с дедушкой, Чигаревы, погибли.

— Что же с ними‑то стряслось?

— Дело было в шестнадцатом году, летом. Они с фазенды своей в город возвращались. Затемно. В июле месяце, в воскресенье.

— Зачем вдруг им посреди сезона понадобилось с дачи ехать? И почему затемно?

— Так ведь чтоб пробок избежать. А в городе они хотели в поликлинику сходить, пенсию получить. Хлопоты хозяйственные.

— Где находился в тот момент Елисей?

— Его как раз ни в городе, ни на даче не было. Отдыхал он на институтской базе отдыха, в Джанхоте. У лесного нашего института база там имеется.

— И что случилось с Чигаревыми?

— Говорят, ослепил деда Александра по пути кто‑то. А доподлинно вам никто не скажет. Вылетела машина с дороги, несколько раз перевернулась, да еще и в дерево врезалась. Говорят, когда спасатели приехали, они оба еще живы были. Но до больницы не довезли.

Слезы набухли и выкатились из глаз Марии Петровны. Она утерла их сгибом пальца.

— Простите, что вызвала тяжелые воспоминания.

— Елисей, конечно, на похороны примчался. Больше того, всем распоряжался, за все платил. Я ему денег предложила, а он — нет, тетя Маша, — он меня тетей называл, — ни в коем случае, у меня всего хватает. А откуда, спрашивается, у первокурсника деньги? В церкви их не отпевали, так Елисей распорядился, была только гражданская панихида, а потом крематорий. Тут мы немного даже с ним схватились: почему, говорю, ты бабушке с дедушкой в последних земных почестях отказываешь и почему сжигать хочешь, а не в земле упокоить? А он в ответ: а они неверующие были. И вообще, бога, говорит, нет, тетя Маша, разве тебя в советской школе не учили? — Мария Петровна сердито поджала губы. — В общем, сожгли мы моих родственничков, и, что удивительно, Елисей всем на похоронах распоряжался, молодой парень, юноша! Восемнадцать лет! На лице — ни кровинки, бледный весь, как полотно — но ни одной слезинки. Как будто они ему чужие.

— Так ведь ваш родной брат, Семен Кордубцев, и его жена — бабушка и дед Елисея со стороны отца — тоже погибли? И тоже оба вместе? И тоже трагически?

— У них смертушка совсем несуразная вышла. У Кордубцевых, брата моего с женой, тоже фазенда имелась. То есть дом в деревне. В иных краях, в Тверской области. Дело было раньше, в двенадцатом году. Летом. Пошли Семен, братик мой, и Людмила его за грибами. И соседка с ними. А когда возвращались уже домой, гроза их настигла. Ветер поднялся, дождик закрапал, гром в отдалении раздается, зарницы сверкают. Они на опушке под елкой все трое спрятались — а от дома‑то недалеко. Минут десять‑пятнадцать ходьбы осталось. Сначала поле перейти, потом бор, а там и дома. Ну, Семка мой и говорит женщинам: пошли да пошли, что у моря погоды ждать, мокнуть тут под лапами? Сейчас же дома будем, Бог даст, и не намочимся. Невестка моя, дура, привыкла его слушаться — хотя он заполошный был, на месте не сидел. Вот и тогда ему лучше погодить было. Но она тоже деятельная: а, была не была, пойдем! Соседка‑то осторожная, осталась: я, говорит, обожду. Ничего, в деревне встретимся. А они двое пошли. И вроде далеко где‑то гроза была — а тут как сорвалась! Как налетела! И посреди поля молния в них, в Семку и жену, — ба‑бах! Соседка потом рассказывала — они так и полегли! Замертво! Потом на обоих на теле — прямо как молния, как электрический разряд отпечатался. Мгновенный, как сказали потом, паралич сердца.

И снова слезки выступили на глазах Марии Петровны, она достала платок — стародельный, тканый, не бумажный — высморкалась. Извинилась.

— Их, наверно, тоже отпевали? Кордубцевы ведь, как вы говорите, люди религиозные?

— Отпевали‑отпевали. В сельской церкви. Семен Кордубцев, брательник мой, такую всегда мысль высказывал, что хочет он быть похоронен на сельском кладбище — чтобы, говорит, над ним березы шумели, а не магистраль какая‑нибудь. Ну, его и уважили, и невестку мою рядом положили — а что, земли много! Только вот мне теперь к ним ухаживать за могилками не наездишься. А дочка их тоже не больно‑то.

— А Елисей на отпевании был?

Хозяйка даже языком цокнула от досады:

— Дались вам эти отпевания! Что вы такое себе придумали?.. Не было его.

— Как?! На похоронах родных деда и бабки?

— Они в двенадцатом году, напомню, преставились. Еще Чигаревы‑старшие живы были. А Елисейке четырнадцать лет тогда минуло. Ну, Чигаревы его и не взяли на похороны. Сами поехали, а его в городе оставили. Видно, помнили, как он на отпевании родителей брякнулся‑то.

— Смотрите, что получается: родители Кордубцевы в десятом году неестественной смертью умерли — пропали в шторм. Еще через два года погибли старшие родственники по линии отца — молния убила. А в шестнадцатом году бабушка и дедушка Елисея со стороны матери, его приемные родители, в автокатастрофе погибли. Вам не кажется это странным?

— Да, есть что‑то, — нахмурясь, неохотно признала Мария Петровна. — Не знаю, может, сглазил кто…

— Вам не кажется, что в этом может быть замешан Елисей?

— Ты даешь, красавица! Как?! И почему это Елисей?! Почему не я, например?

— Только не говорите мне, что вы об этом даже не думали.

— Думала, — через силу признала, вздыхая, хозяйка. — Но этого ведь не может быть! Это ведь бред!

Кононова с выразительным недоумением развела руками.

— Опять‑таки, — добавила вслух, — выгодоприобретателем каждой из смертей был именно Елисей Кордубцев.

— Не всех, — со знанием дела поправила Леди Косоглазка, — от смерти Кордубцевых‑старших, которых молнией убило, ничегошеньки он не получил. Все досталось моей племяннице родной, дочке Семена.

— Но все равно. Теперь Елисей ни с кем не делит квартиру. Над ним нет опекунов — ни настоящих родителей, ни приемных.

— Но только не надо мне рассказывать, что он умеет из Джанхота автокатастрофы в Московской области вызывать, а из Мытищ — штормы в Эгейском море.

— Да, это я что‑то брежу, — охотно согласилась Варя.

Но в мыслях у нее было иное… В свете того, что видел в своих снах Данилов… В свете того, что Алексей, возможно, и впрямь предсказал то, что случится через полтора десятка лет… Лжепророк, лжемессия… Антихрист… Почему нет, почему нет…

И почему мы (спросила она себя) — мы, комиссия, призванная откликаться на все странное и загадочное, что творится в стране, заметили эти шесть странных смертей — три раза по две! — только нынче, только задним числом, после даниловского предсказания? А, с другой стороны, как углядишь со стороны всю их необычность? Вроде бы произошел один случай: смыло волной в Эгейском море — он маловероятен, но вполне правдоподобен. Второй — гибель от удара молнией — тоже. Третий — двойная смерть в автокатастрофе — тем более. А все вместе взятое, да в одной семье, кажется странным, аж до дрожи.