Книга Неприятная профессия Джонатана Хога - Роберт Хайнлайн

Рэндалл уставился на него так, будто видел в первый раз.

– Где она? – рявкнул он. – Что вы с ней сделали?

Он с угрожающим видом двинулся на Фиппса.

– Не ваше дело, – отозвался Фиппс. Он сделал приглашающий жест, указывая на зеркало.

– Пролезайте.

– Где она? – заорал Рэндалл и попытался схватить Фиппса за глотку.

Рэндалл так и не понял, что произошло потом. Фиппс поднял руку… и Рэндалл осознал, что валяется рядом с кроватью. Он попытался вскочить – бесполезно. Все происходило как в дурном сне.

– Мистер Крюсс! – позвал Фиппс. – Мистер Рейфснайдер! Мне нужна ваша помощь.

В зеркале появились еще два смутно знакомых лица.

– Будьте добры, переберитесь на эту сторону, мистер Крюсс, – сказал Фиппс. Мистер Крюсс вылез в спальню. – Отлично! Думаю, лучше затаскивать его ногами вперед.

Рэндалл был не в состоянии ничего сказать: он пытался сопротивляться, но мышцы его стали жидкими, как вода. Все, на что он был способен, – так это слабо подергиваться. Он попытался укусить оказавшуюся рядом руку, но был вознагражден за это ударом в лицо, даже скорее болезненной пощечиной, нежели ударом.

– Будете рыпаться, еще не так получите, – посулил Фиппс.

Они протолкнули его сквозь зеркало и бросили на стол – на тот самый стол. Рэндалл находился в уже знакомой ему комнате, где был в прошлый раз, – в зале для совещаний совета фирмы «Детеридж и Ко». За столом он увидел те же самые вежливо-ледяные лица, во главе стола восседал все тот же веселый, с поросячьими глазками толстяк. Правда, заметил он и одно небольшое отличие: на стене висело большущее зеркало, в котором отражался не этот зал, а их с Синтией спальня, только в зеркальном отражении – все было перевернуто слева направо.

Но это мало его заинтересовало. Он попытался сесть, понял, что не в состоянии это сделать, и вынужден был ограничиться тем, что лишь приподнял голову.

– Куда вы ее дели? – спросил он у толстяка.

Стоулз сочувственно улыбнулся.

– А-a, мистер Рэндалл. Итак, вы снова нас навестили. Вы все-таки продолжали совать нос не в свои дела, верно? И, смею вас уверить, совершенно напрасно.

– Черт бы вас побрал, скажите, что вы с ней сделали?

– Глупый, слабый и недалекий, – протянул Стоулз. – Подумать только: мы с моими братьями не смогли создать ничего лучшего, чем вы. Но вы за это заплатите. Птица жестока!

С последними прочувствованными словами он на мгновение прикрыл лицо ладонями. Остальные последовали его примеру. Кто-то протянул руку и грубо положил на глаза Рэндаллу, потом убрал ее.

Стоулз снова заговорил; Рэндалл снова попытался перебить его. Стоулз ткнул в него пальцем и сурово одернул:

– Довольно!

Рэндалл почувствовал, что больше не может вымолвить ни слова – у него перехватило горло, и стоило ему попытаться сказать что-нибудь, как подкатывала тошнота.

– Я думал, – учтиво продолжал Стоулз, – что даже представитель вашего жалкого рода учтет сделанное ему предупреждение. – Стоулз на секунду замолчал и выпятил крепко сжатые губы. – Иногда мне кажется, что моя единственная слабость заключается в том, что я не осознаю всю глубину слабости и глупости людей. Сам я, будучи существом разумным, отличаюсь прискорбной привычкой ожидать того же и от других.

Он остановился и перевел взгляд с Рэндалла на одного из своих коллег.

– Не советую тешить себя ложными надеждами, мистер Паркер, – мило улыбаясь, заметил он. – Не подумайте, что я недооцениваю вас. А если вы все же попытаетесь бороться со мной за это место, то я всегда к вашим услугам – только, если можно, не сейчас. Мне всегда, – добавил он задумчиво, – хотелось узнать, какова ваша кровь на вкус.

Мистер Паркер был столь же вежлив.

– Должно быть, она такая же, как и ваша, господин Председатель. Идея сама по себе неплоха, но пока меня вполне удовлетворяет нынешнее положение вещей.

– Прискорбно слышать. Вы мне симпатичны, мистер Паркер. Я надеялся, что вы более честолюбивы.

– Просто я терпелив – как наш Предок.

– Вот как? Впрочем, вернемся к делу. Мистер Рэндалл, в прошлый раз я пытался убедить вас в необходимости отказаться от дела… вашего клиента. Вы знаете, кого я имею в виду. Скажите, какие еще доводы смогут убедить вас в том, что Сыновья Птицы не потерпят никакого вмешательства в свои планы? Прошу вас, скажите.

Рэндалл почти ничего не слышал из сказанного и почти ничего не понимал. В голове его билась лишь одна ужасная мысль. Когда он обнаружил, что снова может говорить, у него тут же вырвалось:

– Где она? – хрипло прошептал Рэндалл. – Что вы с ней сделали?

Стоулз нетерпеливо отмахнулся.

– Порой, – раздраженно продолжал он, – с ними почти невозможно общаться – такое впечатление, что они вообще не наделены умом. Мистер Фиппс!

– Да, сэр?

– Будьте добры, доставьте сюда женщину.

– Разумеется, мистер Стоулз. – Фиппс поднялся с места и кивком позвал за собой помощника. Оба вышли из зала и вскоре вернулись с ношей, которую небрежно свалили на стол рядом с Рэндаллом. Это была Синтия.

Прилив облегчения был столь силен, что Рэндаллу показалось: он его не переживет. Он буквально ревел внутри Рэндалла, душил его, оглушал, слепил слезами, мешая оценить истинную опасность положения, в котором они находились. Но постепенно детектив успокоился и вдруг понял, что что-то не так: Синтия была неподвижна. Даже если бы, когда они притащили ее, она спала, то от грубого обращения наверняка бы уже проснулась.

Охватившая его тревога была почти столь же сильна, что и недавно заполонившая все его существо радость.

– Что вы с ней сделали? – взмолился он. – Неужели она…

– Нет, – с отвращением в голосе отрезал Стоулз, – она не мертва. Держите себя в руках, мистер Рэндалл.

Он взмахнул рукой и велел коллегам:

– Разбудите ее!

Один из присутствующих ткнул ее под ребра.

– Можно не заворачивать, – бормотал он. – Я съем это на ходу.

Стоулз улыбнулся:

– Очень остроумно, мистер Принтемпс, но я велел разбудить ее. Не заставляйте меня ждать.

– Разумеется, господин Председатель. – Он отвесил ей резкую пощечину. (У Рэндалла было такое чувство, будто по лицу ударили его самого – в том беспомощном положении, в котором он находился, ярость буквально ослепила его, мешая мыслить трезво.) – Во имя Птицы, проснись!

Он увидел, как заколыхалась ее грудь под ночной рубашкой, веки шевельнулись, и она пробормотала единственное слово:

– Тедди?

– Син! Я здесь, милая, здесь!

Она повернула голову и воскликнула: