Книга Птица войны - Эдуард Кондратов

— Плотнее набивай, плотнее! — раздался вдруг где-то за домом гневный женский голос.

Как трудно бывает угодить матери, ох! Конечно, Хапаи — главная из трех жен вождя, она привыкла кричать и командовать. Только зачем же все время сердиться, сердиться, сердиться? Тауранги не припомнит случая, чтобы она обронила ласковое слово, обращаясь к младшим женам, хотя те всегда работают на совесть, приумножают богатства Те Нгаро. Сейчас и Таитеа и Каникани в поле, на посадке кумары, вот мать и отводит душу, покрикивая на рабов, занятых начинкой калебас. Истинно: женщина в доме — что попугай в лесу.

Тауранги раздул ноздри и втянул в себя воздух, пытаясь поймать аромат жареного мяса. Но ничего не учуял. Рабы, удалив кости и жир из птичьих тушек, уже обжарили их на углях и сейчас набивают ими плетеные сумки. Потом они зальют мясо растопленным жиром и, чтобы уберечь от собачьих зубов, повесят калебасы на высоких шестах. Те Нгаро любит заготовленное впрок мясо, оно не переводится у них в доме круглый год. Когда Тауранги станет вождем, он тоже будет есть эту пищу богов. А пока остается только принюхиваться да глотать слюнки. Хотя сыну арики на пищу жаловаться грех. Жареных крыс или копченую свинину он может есть каждый день. Не говоря уж о рыбе, кумаре или сушеных корнях.

И все же… Он отдал бы лучшую свою палицу, только бы попробовать то, что готовят сейчас за домом отцовские рабы.

Мысль о калебасах взволновала Тауранги. Но завидовать вождю нехорошо, ох, как нехорошо!

Тауранги поднял ружье прикладом вверх и, сощуря глаза, заглянул в ствол.

— Те Иети! — крикнул он, не оборачиваясь. — Иди сюда, Те Иети!

Лысый старичок, который дремал под пальмой в нескольких шагах от хижины, вздрогнул и испуганно открыл глаза.

— Иду, иду… — отозвался он, с трудом поднимаясь с земли и почесывая грудь, сдавленную остро выпирающими ребрами.

— Мне скучно, Те Иети, — сказал Тауранги, жестом приглашая старика сесть рядом. — Расскажи мне что-нибудь веселое.

— Веселое?.. — неуверенно Переспросил Те Иети, собирая на лбу гармошку морщин. — Может быть, о том, как поменялись шкурами кит и каури?

— Нет, — поморщился Тауранги. — Другое… Я же сказал тебе — веселое. Я хочу смеяться.

Те Иети покорно кивнул. Его изможденное лицо с почти стертой от времени татуировкой напряженно застыло. Сущее мученье рассказывать что-либо сыну Те Нгаро. Попробуй ошибись! Тауранги хоть и молод, но знает старинные легенды не хуже седоголовых стариков. Он всегда был лучшим учеником в школе фаре-курэ.

Третий день живет Те Иети в нахлебниках у Те Нгаро. Подвергнув хозяйство старика разграблению, вождь милостиво подкармливает Те Иети. Хорошо еще, что Тауранги благоволит к дочке, иначе от сварливой Хапаи житья бы не было. Осенью сын вождя хочет жениться на Парирау. Ох, скорее бы приходила осень! Тогда никто в деревне не посмеет оскорбить утратившего ману Те Иети…

— Почему ты молчишь, старик? — недовольно спросил Тауранги. — Ты опять уснул?

Те Иети затряс головой: нет-нет, он сейчас развеселит сына арики. Он расскажет ему о том, как хитрый Мауи заставил своих братьев долго-долго кричать голосом совиного попугая, а сам в это время слопал весь их улов.

Тауранги одобрительно кивнул. Он любил рассказы о проделках лукавого и смелого Мауи.

— Дай мне шкуру… вон ту, сухую, — сказал он. — Я буду обтирать ружье, а ты говори.

— Однажды, когда была хорошая, теплая погода, — нараспев начал Те Иети, — Мауи и его братья столкнули свое большое каноэ в море и поплыли туда, откуда всегда приходит к нам солнце… — Монотонно шелестит надтреснутый голос, чуть слышно шуршит сухая крысиная шкура, скользя по металлу. — «Посмотрите, наша лодка скоро переполнится рыбой! — воскликнул один из братьев. — Не пора ли нам вернуться на сушу?»

Но Мауи не хотел возвращаться так скоро. Он взял и отодвинул берег подальше. Огорчились братья, всплеснули руками, закричали: «Ox! Ox!» — Те Иети закашлялся, сделал глоток из нагретой солнцем тыквенной бутылки, плечом вытер губы и продолжал: — Тихо-тихо засмеялся Мауи. Он решил дождаться, когда каноэ будет полно рыбой до краев, чтобы потом ему досталось побольше…

«Надо будет завтра отнести другу Хенаре самой лучшей рыбы, — подумал Тауранги. — Теперь уже поздно, солнце склоняется. Выйду сразу же, как только явятся тени утра, чтобы вернуться, когда солнце будет прямо, как столб. Как хорошо, что друг Хенаре жив и здоров. Спасибо Ангануи, добрую весть он принес мне сегодня…»

— Наверно, вода уже теплая, — прервал он бормотание старика. — Принеси-ка похолодней…

Те Иети не успел выполнить приказ. Рука, потянувшаяся к бутылке, замерла в воздухе.

— Раупаха идет сюда! — в испуге шепнул Те Иети.

Тауранги поднял голову и нахмурился: по угрюмому лицу приближавшегося Раупахи можно было судить, что известие он несет не из добрых. Из-за спины младшего вождя выглядывал запыхавшийся курчавый паренек.

Тауранги положил на циновку ружье, встал и пошел навстречу.

— Странные вести, Тауранги, странные вести, — сухо сказал Раупаха, еле коснувшись широким переносьем кончика носа Тауранги.

— Слушаю тебя, — спокойно ответил юноша, почти уверенный, что сейчас непременно услышит от Раупахи неприятность.

— Оказывается, ты стал лучшим другом вероломных пакеха, вот как!

Тауранги смолчал. Заложив большие пальцы за края набедренной повязки, он ждал продолжения.

— Пакеха вмешиваются в наши распри, они уже учат нас воевать, — глумливо воскликнул вождь и закатил глаза. — Зачем, Тауранги, ты выбалтываешь им все?

— Твои слова, Раупаха, скатываются по моим ушам, как дождь по крыше, — еле сдерживая раздражение, процедил сквозь зубы Тауранги. — Они лишены смысла. Я не понимаю тебя, арики.

Метнув на юношу презрительный взгляд, Раупаха вытолкнул курчавого паренька.

— Скажи ему, Каиака! — приказал он.

С робостью поглядывая исподлобья то на Раупаху, то на Тауранги, мальчик пробормотал:

— Желтоволосый пакеха ищет тебя, Тауранги. Он говорит, будто ваикато уже на пути к нашей земле…

Глаза Тауранги радостно блеснули:

— Это Хенаре! Где он?!

— Там, где Зеленый Язык лижет болото… На длинном поле кумары. Китепоки говорил с пакеха и послал меня сюда.

— У пакеха лживый язык, — резко вмешался Раупаха. — Хотел бы я знать, зачем он пугает…

Но Тауранга, забыв о вежливости, не менее резко перебил:

— Хенаре — мой друг, помни! Он спас от смерти сына Те Нгаро. Идем же, я хочу его видеть… — И, обернувшись, крикнул: — Те Иети! Я ухожу!..

…Он не сразу сообразил, что произошло. Парирау крикнула что-то неразборчивое и стремглав бросилась вперед. Генри растерянно смотрел, как замелькали в густой луговой траве ее стройные ноги, как разлетелась на бегу копна волос. И только заметив вдали три человеческих фигуры, спускающиеся с безлесного склона, понял причину ее неожиданного бегства. Конечно, эти люди шли встретить его, Генри. Одним из них мог быть и Тауранги.