Книга Снежинка - Александр Пиралов

Пути преодоления комплекса предлагались совершенно стандартные, ради которых вовсе не было необходимости обращаться к специальной литературе: здоровые отношения в семье, доверительные отношения между матерью и дочерью.

Мне бросилось в глаза, что анализ этого явления проводился главным образом в рамках семьи, из чего следовало, что оно может возникнуть в условиях, когда отец и мать рядом. А возможно ли развитие комплекса, если отец живет только в памяти девочки? Снежинкин феномен, когда комплекс – если таковой у моей дочери действительно был – сформировался как следствие разлуки длиною в четырнадцать лет, вообще не рассматривался, но из этого не следовало, что его не могло быть.

Правда, в одной из книг я вычитал, что при воспитании дочери только матерью Эдипов комплекс способствует появлению идеализированных фантазий, особенно если отец умер или это просто сказано ребенку. В этом случае усиливается привязанность к матери. Применительно к нашим обстоятельствам – все происходило в точности до наоборот.

Создавалось впечатление, что со времен Еврипида, сказавшего в трагедии «Электра» устами Клитемнестры: «Обычно, что дочери привязаны к отцу, а сыновья к носившей их нежнее» – в понимании проблемы не удалось слишком далеко продвинуться.

Вечером меня ждал сюрприз. Квартира была вылизана, на плите грелся обед, Снежинка излучала счастье.

– Заходи, дорогой, – заговорила она голосом, в котором был откровенный перебор меда. – Есть будешь? Я приготовила димламу. Правда, дядя Гриша добавляет в нее еще и кинзу, но я не решилась. Не знаю, как ты к ней относишься.

Я ушел в комнату и заперся. Через несколько минут Снежинка постучалась:

– Так как же насчет обеда, милый?

У меня в столе была пачка печенья. Я порылся в ящике, нашел командировочный кипятильник и согрел чай. Снова постучалась Снежинка.

– Звонила мама. Я ей сказала, что теперь буду жить с тобой. Нам ведь больше нечего скрывать, правда?

Я запустил в дверь стаканом с кипятком.

Утром было все, как накануне. Снежинка спала в коридоре и что-то промурлыкала, когда я появился. Работать я не мог, поскольку голова была занята семейной фантасмагорией.

Можно было представить, что устроят жена с тещей, если Снежинка обоснуется у меня и будет повторять им про то, что нам нечего скрывать. Она оказалось гораздо более настойчивой и целеустремленной, чем я полагал изначально. Если она, как и обещала, растрезвонит, что наконец нашла любимого человека в лице… родного отца, то моя жена, которая имеет на меня все права и, тем не менее, является таковой лишь фиктивно, попадет в совершенно идиотское положении и уж не упустит случая насолить мне по полной. Такого скандала наш не в меру симпатичный городок не знал. То, что я к выходкам Снежинки касательства не имею, роли играть не будет. Со мной за все сочтутся. А вариантов было великое множество. Вплоть до обвинений черт знает в чем.

Словом, следовало выкурить Снежинку. Для меня это было более чем сложно, поскольку я обожал дочь и не хотел с ней расставаться. Однако если она-таки уйдет, то результатом будет лишение всего, чего я достиг ценой таких огромных усилий…

Вечером она снова ждала меня с обедом, который, как и накануне, я презрел, поужинав хлебом с колбасой. Общение было односторонним. Снежинка стучала в дверь и после этого делала сообщение. На сей раз она интересовалась, буду ли я смотреть очередную серию «Просто Марии» и если да, то можно ли посмотреть и ей. Мое молчание было воспринято как отказ.

Наше третье утро было ознаменовано тем, что Снежинка учинила мне скандал по поводу того, что я не завтракаю, а это глумление над желудком, который у меня далеко не в лучшем состоянии. Я молча ушел, а на работе решил, что вечером поставлю вопрос ребром, и пусть получится, как выйдет. Не смог.

Так продолжалось с неделю. Снежинка готовила разносолы, я запирался, ел всухомятку и слушал ее возмущения по поводу монополизации прав на телевизор.

В последнее наше утро она поставила вопрос ребром, я даже не удостоил ее ответом, а вернувшись с работы, нашел квартиру пустой. На кухне к стене скотчем была прилажена записка: «Я ушла. Не ищи. Это бесполезно… Способен ли ты хоть одну женщину сделать счастливой, Владислав?»

* * *

Странно, я так боялся разрыва со Снежинкой, а когда это произошло, вдруг почувствовал даже что-то вроде облегчения. Может, это даже к лучшему? Если нашим отношениям было суждено пойти по такому невероятному пути, кто знает, чем все это могло кончиться? Хотя я тут же говорил себе, что прячу голову в песок. При любых обстоятельствах это бы ничем не кончилось. Было бы одной дракой больше, и вся разница.

Само собой разумелось, что она уйдет жить к матери, поскольку больше идти ей было не к кому. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что у матери она была чуть больше часа, а потом ушла. Жена не в меру удивилась моему звонку, первому после нашей свадьбы, кстати. «Я думала, Снежана у тебя», – добавила она и не упустила возможность дать пинка, намекнув на свойственную мне безответственность, правда, не уточнив, в чем эта безответственность в данном случае проявилась.

Теперь у меня уже пошло сосать под ложечкой. Я вспомнил, что были еще несколько человек, с которыми она познакомилась, когда была на производстве, где ей предстояло работать. Связался с ними, безрезультатно.

В полном соответствии с собственными манерами я начал упрекать себя в бездушии, потом в черствости и, наконец, согласился с женой по поводу моей безответственности. Теперь она была в контакте со мной уже каждый день, что мне совсем не нравилось, но и альтернативы не существовало. Я обзванивал больницы и обратился даже в милицию, но все было тщетно, и я был почти в отчаянии, когда вдруг мне пришла в голову идея совершенно, на первый взгляд, фантастическая, но чем больше я о ней думал, тем все более приемлемой она мне представлялась. Я вспомнил о сарафанной спецслужбе моей жены. Не знаю, какой переводчицей и профсоюзным деятелем была Шуглазова, но частный детектив из нее вышел бы отменный. При поддержке моей законной половины она могла бы помочь.

– Мы не разговариваем, – отрезала половина, услышав мое предложение.

– Минуточку…

Но она уже бросила трубку.

Можно представить, какова была провинность Шуглазовой, если от ее услуг отказался самый авторитетный работодатель. Предстояло действовать в одиночку.

– Хорошо, но с одним условием, – сказала Виктория Алексеевна, когда я в крайнем смущении изложил ей суть дела.

Памятуя, что конспирация в таких делах превыше всего, мы встретились в захудалой забегаловке на краю города и пили самый дорогой коньяк. Она раздобрела еще более, хотя добреть, казалось, было уже некуда.

– О каком условии речь? – полюбопытствовал я.

– Вы посодействуете за меня перед Григорием Казимировичем.

Мне показалось, что я ослышался.

– Услуга за услугу, – пояснила она.