Книга Армагеддон был вчера - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Православная церковь у нас первой поняла, что значит истинная вера высшей пробы, особенно когда мольба подтверждается сиюминутным результатом, и результат можно пощупать, потрогать и в рот сунуть. В самом скором времени на газовых плитах объявились «алтарки», в продаже возникли справочники со сноской внизу, прямо на обложке: «Какому святому в каких случаях следует молиться»… Алик, до смешного доходило, до курьезов! Вы вот не помните, а мне доводилось видеть и такие абзацы: «XXXVII. Кто идет в лес или лесопосадку. Взывать к царю Соломону (до Р. X.) — и поможет тебе. (Молит. 228)». И взывали: туристы кросс вдоль березнячка чешут и хором:
— Царю Соломоне, премудрый бывый, охрани мя от гнуса болотного, от растяжения связок…
Ладно, не будем прошлое ворошить.
Мы ведь до сих пор на карантине, Алик, вся область закрыта. Негласно, правда. Эмигрировать из города можно: отец ваш уехал, и мои некоторые знакомые — ведь о жизни нашей кому рассказать, никто не поверит; зато приехать к нам далеко не всякий сумеет. Сейчас это и не особо важно: те, кто к моменту Большой Игрушечной только взрослеть начинал, вроде вас и младше, в любом нормальном городе жить и не сумеют! Куда вам ехать?! Вы к кентаврам привыкли, к лотерейным молебнам по графику, к заговорам от короткого замыкания! Вас ночью подыми с постели, вы наизусть, как попка, отбарабаните, кому за что свечка положена: Луке-евангелисту (кто идет в огород садить), мученику Вонифатию (исцеление от запоя), святителю Митрофану (в заботе о должности)… Я прав?! Вам моя центральная квартирка с плитой без «алтарки» уже странной кажется, а в другом каком городе все квартирки, все плиты пока что такие! Ведь все живут в реальности обыденной, а мы с вами примерно десятилетие живем в реальности мифологической? Другие законы, другие правила игры, другой образ существования и сосуществования! Нам Минотавр какой-нибудь или там трудоустроенный утопец из горводслужб понятней, чем брат родной, живущий за пару сотен километров от нашего города! Ведь в любом нормальном месте любой нормальный человек отчетливо представляет, что вокруг только Эти; а у нас и Эти, и Те. Мы даже не замечаем, что у нас город навыворот! Ну вот мы и пришли к самому главному.
Кое-что мне мой старичок еще тогда…
…И вдруг мои сумбурные чтения в «кабинете задумчивости», совмещенном с ванной комнатой, были прерваны самым неожиданным образом.
Кафельная плитка на стене справа от меня начала вспучиваться, словно даже плавиться, и из нее высунулась жилистая склизкая ручища с обломанными ногтями. Лапа эта попыталась за что-нибудь ухватиться, я отшатнулся, не успев еще испугаться, и тут толстые пальцы вцепились в трубу, ручища напряглась, и из стены выбрался тощий голый человек со спутанной гривой бесцветных волос.
Выбрался и в упор воззрился на меня.
Нет, не человек.
Исчезник.
Тот, что в стене сидит.
— Абрамыч, — сказал исчезник, пришепетывая и воровато озираясь. — Здорово, Абрамыч.
— Здорово, — машинально отозвался я, чувствуя себя, мягко выражаясь, не в своей тарелке: сижу, понимаешь, на унитазе со спущенными штанами и с исчезником лясы точу!
И кукиш ему в рыло ткнул: для налаживания контакта. Зад-то и так у меня голый, чего уж дальше заголять?!
— Ты вот что, Абрамыч, — забормотал исчезник, не обращая ни малейшего внимания на приветственный кукиш, а также на мой непрезентабельный вид, — ты это, значит… Не ищи ты старикашку, ладно? Забудь. Дрянной он старикашка! Совсем дрянной. Хуже некуда.
Он подумал и поправился:
— Есть куда. Станешь его искать, разговоры ненужные разговаривать — тебе, Абрамыч, ой куда хуже будет! Живот не болит? Очень болеть станет. И не только живот,
В дверь что-то заскреблось — и тут же в коридоре раздался оглушительный лай.
Исчезник дернулся, отскочил поближе к стене, присел на корточки, в упор глядя на меня пронзительными немигающими глазищами без зрачков… Неуверенный он какой-то был. Неправильный. Уж больно смахивал на воришку, которого вот-вот поймают на горячем.
Снаружи послышались возбужденные голоса, пес лаял не переставая, и почти сразу громыхнул Риткин бас:
— Алька, с тобой все в порядке?
— Думай, Абрамыч, — исчезник наполовину втиснулся в стену, облизал черным языком края безгубого рта. — Крепко думай. Чаще в нужники ходи.
И исчез.
Бесследно.
Как и положено исчезнику.
В следующую секунду дверь с грохотом и треском распахнулась, отлетевшая задвижка, чуть не выбив мне глаз, срикошетила от крышки мусорного ведра и булькнула в таз с водой, забытый Идочкой в ванне.
— Ну запор у человека, — буркнул доктор наук Крайцман, обращаясь к толпящимся у него за спиной гостям. — Обожрался с голодухи, а вы сразу: ломай, Фима, двери…
— Телефон, — глупо улыбаясь, сказал я.
Если вам смешно, пораскиньте мозгами: сумел бы кто-нибудь на моем месте улыбнуться с умом? Особенно когда в голове до сих пор эхом отдается назойливое пришепетывание: «Абрамыч… ты это, Абрамыч… живот не болит?»
Приладившийся было чинить вырванную с мясом задвижку Фима нетерпеливо отмахнулся, Ритка вообще звонки проигнорировал — одна Идочка метнулась в комнату, и спустя миг оттуда послышались ее возгласы:
— Алло! Ну алло же! Говорите, я вас слушаю!
Я подтянул штаны, смущенно распрощался со следовательшей — Эре Гигантовне, как оказалось, было пора, и никакой чай не мог задержать ее даже на секундочку — запер за ней входную дверь и нос к носу столкнулся с вернувшейся Идочкой.
— Наверное, не туда попали, — она виновато глядела в пол, словно чувствовала себя ответственной за то, что не сумела докричаться до кого-то в трубке.
— Наверное, — утешил ее я.
Кто бы меня утешил?
Телефон зазвонил снова.
Придержав за пухлое плечико сестренку милосердия, собравшуюся продолжить односторонние переговоры, я подошел к аппарату и снял трубку сам.
— Да? — бросил я в шипение и треск.
— Немедленно вали из дому, — хрипло ответили из трубки. — Понял? Еще помнишь, что у Икара никогда не было крыльев? Буду ждать тебя там, где ты это понял. Только быстро!
И шипение восторжествовало.
— Кто это? — вид у Идочки был крайне озабоченный. Я косо глянул на нее, потом в настенное зеркало, увидел в его омуте бледного как смерть Залесского Олега Авраамовича и понял причину беспокойства моей сиделки.
— Ошиблись номером, — я попытался ободряюще подмигнуть, и это у меня не получилось.
