Книга Ведьмино отродье - Маргарет Этвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После «Вестсайдской истории» Анна-Мария окончательно перешла в танцы. Оттанцевала несколько сезонов в «Кидд Пивот»: сначала как ученица, потом как приглашенная танцовщица. Феликс нашел на ютьюбе запись ее танцевального номера с двумя партнерами. Мощное выступление. Однако из-за травмы ей пришлось уйти из труппы до того, как они поставили свой феерический балет «Репродукция «Бури». Она пропала на восемь месяцев, а потом вновь появилась в качестве хореографа в полулюбительской постановке «Без ума от тебя» в Торонто. Это было в прошлом году.
Видимо, Анна-Мария переживала не лучшие времена. Феликс так и не понял, есть ли у нее муж или друг. Никакой информации в интернете.
У нее есть страница в фейсбуке, хотя в последнее время она почти ничего не писала. Там было несколько ее фотографий: стройная, мускулистая блондинка с большими глазами. Да, она еще сможет сыграть Миранду. Но захочет ли, вот в чем вопрос.
Феликс послал ей запрос дружить в фейсбуке, назвавшись своим настоящим именем; она приняла его в друзья.
Феликс начал издалека. Она его помнит? – спросил он в личном сообщении. Да, пришел лаконичный ответ. Никаких восклицательных знаков. Никаких проявлений радости. Есть ли у нее время на театральный проект? Смотря что за проект, написала она в ответ. Феликс догадывался, о чем она думала: однажды он очень сильно ее подвел, а теперь вдруг врывается в ее жизнь как ни в чем не бывало и ждет, что она будет прыгать от счастья?
Как оказалось, она работает на полставки бариста в кофейне «Горацио» в Мейкшавеге. Наверное, надеется перехватить что-то на фестивале, рассудил Феликс. Они договорились о встрече, и он заехал за ней в «Горацио». Он не боялся, что его могут узнать знакомые из прошлой жизни: он изменился за эти годы, отрастил белую бороду, кустистые брови, – да и от старой команды почти никого не осталось. Он проверял на сайте фестиваля.
Анна-Мария по-прежнему выглядела очень молодо, отметил он с облегчением. Даже, кажется, похудела еще сильнее. Волосы убраны в высокий пучок, как у танцовщиц. В каждом ухе – по две золотые сережки. Узкие джинсы, белая рубашка. Видимо, это была униформа бариста в «Горацио».
Он отвел ее в шумный бар за углом. «Каштан и бесенок», где на вывеске изображен не чертенок, а какой-то красноглазый тролль с улыбкой, как у взбесившегося бульдозера. Как только они уселись в кабинке, Феликс заказал им по кружке местного крафтового пива.
– Хочешь что-нибудь перекусить? – спросил он. Время близилось к обеду. – Я угощаю.
– Гамбургер и картофель фри, – сказала Анна-Мария, внимательно глядя на него огромными, озорными глазами.
Феликс вспомнил первое правило голодающего актера: никогда не отказывайся от дармового угощения. Сколько тарелок с виноградом и сыром прикончил он сам в свое время по разным гримеркам!
– Давненько вас не было, – сказала она. – Вы тогда исчезли… Как будто пропали без вести. Никто не знал, где вы и что с вами стало.
– Меня уволили, – сказал он. – Тони постарался.
– Да, ходили такие слухи, – сказала она. – Кто-то даже всерьез опасался, что он вас зарезал. А труп закопал где-то за городом.
– Почти так и было. По всем ощущениям.
– Вы даже не попрощались, – укоризненно проговорила она. – Ни с кем из нас.
– Я знаю. Прошу прощения. Я не смог, – сказал он. – На то были причины.
Она чуть смягчилась и улыбнулась ему:
– Представляю, как вам было тяжко.
– Больше всего я жалел, что мне не удалось поработать с тобой в «Буре». Ты бы сыграла блестяще, я знаю.
– Да, наверное, – сказала она. – Я тоже жалела об этой роли. – Она закатала рукава рубашки выше локтя. В баре было жарко. Теперь Феликс увидел татуировку в виде пчелы у нее на руке. – Так что вы хотели?
– Лучше поздно, чем никогда, – сказал он. – Хочу предложить тебе роль Миранды. В «Буре».
– Охренеть не встать, – сказала она. – Вы не шутите?
– Ни в коем случае, – ответил он. – Хотя сразу скажу: ситуация странная.
– Все ситуации странные, – сказала она. – Кстати, я до сих пор помню слова. Я так усердно трудилась над этой ролью, что разбуди меня посреди ночи, и я выдам все реплики без запинки. Где будет постановка?
Феликс помедлил, сделал глубокий вдох.
– Во Флетчерской мужской исправительной колонии, – сказал он. – Я там преподаю. Театрально-литературный курс. Для… э… заключенных. Некоторые из них – на удивление хорошие актеры.
Анна-Мария отпила большой глоток пива.
– Так, давайте еще раз, – сказала она. – Вы хотите, чтобы я сыграла Миранду в тюремной постановке с участием осужденных преступников?
– Никто из них не захотел играть молодую девчонку, – сказал он. – Думаю, ты сама понимаешь почему.
– Да уж, – жестко проговорила она. – И я их не виню. Быть девчонкой – такой отстой, уж поверьте мне на слово.
– Тебе будут рады, – сказал он. – В нашем маленьком театре. Они все в восторге от такой перспективы.
– Надо думать, – сказала она.
– Нет, правда. Они отнесутся к тебе с уважением.
– Сплошные белые и пушистые, тонкие и деликатные Фердинанды, да?
– Там есть охрана, – сказал Феликс. – Целый штат надзирателей с электрошокерами, дубинками и так далее. – Он сделал паузу. – Но они не понадобятся. Правда. – Он опять сделал паузу. – Тебе заплатят. – Еще одна пауза, потом – его последний довод: – Такого театрального опыта ты не получишь больше нигде. Это я гарантирую.
– Больше никто не согласился, да? – спросила она, и Феликс понял, что он почти у цели.
– Ты первая, к кому я обратился, – честно ответил он.
– Хотя я уже старовата для этой роли, – сказала она. – Уже не та, что двенадцать лет назад.
– Ты идеально подходишь на эту роль, – сказал он. – Ты молода и свежа.
– Как куча свежего говна, – сказала она. Феликс растерянно моргнул. Ее сквернословие всегда немного его пугало. Трудно привыкнуть к тому, что от такой нежной девушки исходит такая площадная брань. – Потому что я выгляжу как подросток, – сказала она. – Без сисек.
Глупо было бы отрицать очевидное.
– Значение сисек сильно преувеличено, – сказал Феликс. Музыка для ушей женщин с маленькой грудью. Всегда. Вот и Анна-Мария оттаяла, улыбнулась.
– Просперо играете сами? – спросила она. – Не какой-нибудь грабитель банков, наряженный в мантию старого чародея? Потому что я до сих пор помню ваши монологи. Это было потрясающе. Если их испоганят, я не переживу.
– Да, Просперо играю я, – сказал он. – Колдовство в каталажке: для меня это вызов. Если сравнить с игрой на обычной сцене, то последняя будет как увеселительная прогулка. А можно еще посмотреть и с такой точки зрения: может быть, это мой последний шанс поставить «Бурю».