Книга Герои русского броненосного флота - Владимир Шигин

– Наш Бирилев – настоящее дитя природы! – часто иронизировал Тютчев над мужем своей дочери.

В этом была доля истины, рядом с великим поэтом обычный морской офицер действительно выглядел не слишком ярко. Федор Иванович Тютчев был человеком высшего света, часто принимаемым при дворе членами императорской семьи, посвященный во все дворцовые и международные интриги. По отцовской и по материнской линии он происходил из именитых дворянских родов (мать Тютчева, Екатерина Львовна, была графиней Толстой, близкой родственницей Остерманов, в двух поколениях приближенных царского трона). Что уж говорить об образованности, эрудиции и интеллекте одного из выдающихся дипломатов и величайших поэтов России!

Что касается Бирилева, то он был прекрасный моряк, храбрый офицер и отличный честный малый, но при поэтических спорах и разговорах о высокой политике больше отмалчивался, а при философских и вовсе зевал в кулак.

Видя свое превосходство, Тютчев вскоре полюбил поддразнивать и высмеивать Бирилева в отсутствие последнего. В письмах он бывал еще резче: «Он (Бирилев. – В.Ш.) ведь полный идиот, особливо с утра…» При этом Тютчев дружил с сестрой Бирилева, образованной и умной Анной Благово.

Вслед за Федором Ивановичем начали высмеивать нового члена семьи и остальные домашние. Такое отношение к горячо любимому мужу очень обижало ранимую Машу, которой теперь почти каждый день приходилось выслушивать нотации:

– Как ты можешь любить такого неотесанного мужлана, да еще и больного на голову! То ли дело Яков Полонский – эстет и лирик!

Надо отдать должное молодой женщине. На такие слова, Маша, гордо вскидывая голову, неизменно отвечала:

– Мой муж – мой герой и другого рыцаря мне не надо!

Заметим, что Тютчев при всем этом, зная об особом отношении императора к Бирилеву, на людях весьма гордился родством с флигель-адъютантом, любимцем императора и национальным героем России. Друзьям он всегда с удовольствием показывал подарок зятя – письменный набор с ядром и картечной пулей из Севастополя. Этот дар до сих пор хранится в посвященной Тютчеву экспедиции музее Мураново.

30 января 1867 года у Бирилевых родилась дочь, названная по просьбе отца в честь ее матери – Марией.

Из письма Тютчева: «В прошлое воскресенье, то есть 30 января, Мари Бирилева в 7 часов вечера родила дочь, и, кажется, благополучно. По крайней мере, только до сих пор состояние ее удовлетворительно, но сегодня еще только третий день; я знаю по опыту, как в подобных случаях следует стараться слишком рано торжествовать победу. Что усилило тревогу, неразлучную с подобным происшествием, это то, что за два дня до этого бедный Бирилев испытал весьма неожиданно два сильных припадка, свидетельствующие о неослабном, вопреки всем лекарствам, продолжении болезни. Теперь он опять поправился и возвратился, по-видимому, в свое прежнее положение; но повторение припадков без всякой осязаемой причины все-таки не отрадно».

Крестником маленькой Марии пожелал стать сам император Александр II. Увы, опасения деда-поэта оказались пророческими. Дочь Бирилевых прожила меньше года.

Уход

Не отступала болезнь и от самого Бирилева. Приступы становились все более частыми и тяжелыми. 15 апреля 1868 года его уволили со службы в отпуск до выздоровления, то есть навсегда. Смерть дочери сильно пошатнула и так не слишком хорошее здоровье Марии Бирилевой. А вскоре у нее нашли чахотку.

Уже больная Мария Бирилева деятельно занимается устройством школы для крестьянских детей в родовом имении. В письме брату Ивану она пишет: «Я поручила Мамаеву (управляющему имением. – В.Ш.) на мой счет устроить сельскую школу в Овстуге… Я убеждена, что стоит только начать – через несколько лет крестьяне сами не захотят оставаться без школы». В документе, хранящемся в Брянском областном архиве, говорится: «Дочь Тютчева, жена флигель-адъютанта, капитана 1-го ранга Мария Федоровна Бирилева, желая способствовать распространению грамотности, принимает на себя единовременные издержки на перестройку дома под училище, со всеми строительными материалами, а также на снабжение школы училищными принадлежностями…» Именно благодаря неустанным хлопотам Марии Федоровны через каких-то шесть месяцев в Овстуге открылось образцовая школа с пятилетним сроком обучения, самая большая в Брянском уезде.

А молодая женщина увядала на глазах. В те дни Федор Тютчев, страдая за судьбу дочери, писал:

Где неба южного дыханье Как врачество лишь пьет она… ………………………………… …О, дай болящей исцеленья, Отрадой в душу ей полей, Чтобы в Христово воскресенье Всецело жизнь воскресла в ней.

Немного мог сделать для тяжелобольной жены и Бирилев. Капитан 1-го ранга мучился в это время страшными головными болями и эпилептическими припадками. Не видя иного выхода, Машу повезли на лечение в Германию, но было уже поздно. В июне 1872 года Мария Бирилева скончалась в Рейхенгалле от скоротечной чахотки. Ей было всего тридцать два года.

В 1957 году в здании школы, некогда основанной Марией, был открыт Музей Тютчева. Когда же в 1986 году было восстановлено здание усадебного дома, то в его мезонине была восстановлена и мемориальная комната Марии Тютчевой-Бирилевой.

Известие о смерти жены окончательно подкосило и так едва державшегося Бирилева. Он решительно выбросил все микстуры и выгнал врачей. Результаты не замедлили сказаться. Эпилепсия Бирилева вскоре перешла в быстро прогрессирующее слабоумие. Врачи смущенно разводили руками:

– Голова есть самое загадочное место организма, и современная медицина о процессах в ней происходящих не знает ровным счетом ничего.

– Так что же делать? – спрашивали друзья севастопольского героя.

– Надеяться на лучшее и молиться! – отводили взгляд титулованные доктора.

Увы, болезнь была беспощадна. В какие-то несколько месяцев Бирилев превратился в мычащее существо, едва умеющее держать в руках ложку. Это было страшно. Когда у больного случались проблески ума, друзья пытались его образумить:

– Николя, доверься врачам, пей микстуры, ведь только в этом твое спасение!

– А зачем мне все это, когда рядом нет моей Мари?

Какие-то слухи о состоянии Бирилева дошли до императора Александра, и он во время очередной встречи с братом Константином вспомнил о нем:

– Как там наш севастопольский герой? Есть ли надежда на поправку?

– Увы, Алекс, – развел тот руками. – Боюсь, что он уже никогда не станет нормальным. Он уже не человек, он овощ.

– Бирилев был мне всегда симпатичен и храбростью, и откровенностью! – вздохнул император. – Я уволю его в отставку с хорошим пенсионом, но оставлю числиться в гвардейском корпусе. Помимо этого я определяю его контр-адмиралом в свиту.

– Боюсь, он уже этого не оценит! – скривился генерал-адмирал. – Умственные способности Бирилева сейчас как у грудного ребенка.