Книга Крайности Грузии. В поисках сокровищ Страны волков - Алексей Бобровников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через несколько дней мы будем вспоминать эту историю совсем в другом контексте.
Однажды грузинский царь Ираклий II собрал вече возле крепости Ананури.
Царь шел войной то ли против иранского шаха, то ли дагестанского имама, то ли турецкого султана.
«Будет большая война, многие погибнут, но без боя мы родину не отдадим!» – сказал государь.
В этот момент из толпы пробился нищий юноша и пал ниц перед монархом:
«Я пойду за тобой, куда бы ты ни позвал! Но у меня нет денег, чтобы купить оружие и доспехи. Как мне быть?»
«Подожди. Придет время, и я сам тебя призову!» – ответил царь.
Царь проиграл войну и скончался.
Грузинский царь Ираклий II. Портрет из архива семьи Орбелиани
Прошло много лет и много войн.
Его сын взошел на престол и потерял царство, а у подножия Ананурской крепости все так же сидит одинокий дряхлый старик и спрашивает у каждого прохожего:
«Когда уже будет сражение за Грузию? Нет ли новостей от царя Ираклия? Он обещал мне доспехи и меч, чтобы идти на войну…»
На придуманном нами языке, смеси английского и грузинского, мы – сакартревеллеры (от Сакартвело – Грузия, и travel – путешествовать). Или гамарбджоберы (гамарджоба – здравствуй, job – работа).
Гамарджобер – человек, работающий в Грузии, – рискует стать либо рабом своего желудка, либо гостеприимства окружающих – что, строго говоря, одно и то же…
Это рабство напоминает положение безвольного короля Людовика XV. Сперва свита превращает самодержца в покорного слугу манер, раутов и пиршеств, а потом размякшему монарху уже нет дела до походов и войн.
Гамарджобер – человек, работающий в Грузии, – рискует стать либо рабом своего желудка, либо гостеприимства окружающих.
Точно так и гамарджобер. Если верить древней халдейской мудрости, гласящей, что человек – суть то, что он ест, портрет гамарджобера выглядит так:
Мозг – это горячие хинкали (некое подобие вареников, только из тонкого, плотного теста, внутри которого нежный свиной фарш плавает в свежайшем ароматном горячем бульоне, сваренном на травах и кинзе).
Кровь гамарджобера – это домашнее кахетинское мукузани (пахнет особенно пряно, если возле виноградника заботливый хозяин рассадил кусты смородины).
Слезы гамарджобера – это всегда слезы радости. Потому что плачет он горячей, свежей кахетинской чачей – только что накапавшей из змеевичка домашней виноградной водкой.
Четыре дня грузинского гостеприимства, задержавших нас в Тбилиси и заставивших сократить маршрут, спасли от куда больших неприятностей, чем аджарские дожди.
Выехав из Тбилиси в направлении Гори, мы оказались бы запертыми между российскими танками и грузинскими силами сопротивления.
Вместо этого, срезав маршрут, сами не зная того, в первый день войны мы оказались в наиболее безопасном месте в Грузии.
У нас на столе жареная форель и холодное, колкое на языке тбилисури. И только начавшийся в первый же день войны дождь может испортить наш отдых.
Въезжаем в приморский городок Кобулети сквозь плотную пелену дождя. У въезда в город покупаем арбуз и персики и, груженные фруктами, мчимся дальше, поднимая тучу брызг.
Пара «гамарджоберов» остановилась в крохотных летних меблирашках. В Кобулети уже две недели льет как из ведра, и потому нас ничуть не смутило, что все обитатели пансиона прилипли к телевизору, в котором диктор монотонно начитывает текст на непонятном языке.
Его голос (да сделайте же тише!) просачивается из всех щелей. Дьявольски уставшие, мы заснули мгновенно, пока вся страна с замиранием сердца жила новостями первого дня войны.
Тучи, которые портят в Грузии курортный сезон, обычно приходят с Плачущей горы.
«Плачущая гора… из-за нее никогда не знаешь, чего ждать от погоды, – напутствовал меня Гоча перед отъездом. – Приготовься к дождю, и радуйся, если будет солнце».
В этом августе под соломенными навесами почти никого нет.
Однако в этот раз не плачущая гора сделала погоду. Ее сделали люди.
В каждом кафе и ресторане на полную громкость включен телевизор.
Война, начавшаяся 8 августа, охватила полстраны.
В Гори – мощная бомбардировка, а в 50-ти километрах от нас уже хозяйничают русские войска.
«В Поти русские. Они несколько дней бомбят город. У меня там вся семья!..»
Обслуживая посетителей, официантка плачет навзрыд.
Чем я могу помочь ей, кроме щедрых чаевых?
Патрульные курсируют по городу, создавая у населения иллюзию защищенности.
Неподалеку от Гори грузинские полицейские перегородили машинами трассу на Тбилиси. Колонна русских танков, занимавшая подступы к столице, прошла по ним, как по пачкам кефира…
Наиболее предусмотрительные жители приморского городка собирают пожитки в машины-рюкзаки, задраивают двери лавок и ресторанчиков и отправляются на юг, в направлении турецкой границы.
Вечером 10-го августа мы решаем уехать из города и двигаться в сторону Турции.
На пропускном пункте в Сарпи можно за 30 долларов поставить визу и двигаться дальше в направлении Трабзона и Стамбула.
Многие провожают нас подозрительными взглядами. Тем, кто смотрит на нас слишком пристально, я выкрикиваю: «Сакартвелос гаумарджос!»
Это теперь наш пароль; кодовое слово, меняющее выражение лиц людей, которые видят во всех чужаках врагов.
«Сакартвелос гаумарджос!» – и грузины машут в ответ, пытаясь улыбаться.
С закатом въезжаем в Батуми.
Последние новости узнаем из сводок грузинских или российских телеканалов. Грузины врут сквозь слезы, русские – с отработанной телевизионной лыбой. Но сегодня наш главный и единственный информатор – грузинский ОБС (один батоно[4] сказал).
«Ночью этот порт будут бомбить!» – Мужчина, произнесший эту фразу, прохаживается по набережной с видом человека, осведомленного лучше других.
«Откуда вы знаете, что будут бомбить?»
«Я же работаю в этом порту», – последовал ответ.
