Книга Джинн - Грэхем Мастертон

Анна побледнела, она медленно повернула голову ко мне и сказала:

— Помнишь ту фигуру… тогда, в капюшоне? Может, это и был этот… прокаженный?

— Вполне возможно, — сказал профессор Кволт. — Но мне кажется более вероятным то, что это был не сам джинн из кувшина, а всего лишь слуга — привидение. Когда джинн собирается выйти на волю, он обычно созывает этих существ на помощь. Время и пространство кишмя кишат всякими мелкими привидениями, многими из которых управляют более могущественные и изобретательные джинны, или духи. А сами джинны — не кто иные, как слуги душ мертвецов. Говорят, некоторые души могут обуздать даже самых злых джиннов и управлять ими. Как люди заводят себе свирепых псов.

Я вытащил сигарету.

— Вы говорите с такой уверенностью, будто сами убеждены в этом.

Профессор затряс головой:

— Ну, разумеется, нет. Я ни разу не видел привидений и не представляю, что это такое. Но неважно. Выражаясь научным языком, все, что вы мне рассказали, может иметь только одно рациональное объяснение. Есть сосуд и в нем какое-то содержание, оказывающее фантастическое воздействие, возможно, это и есть «Сорок Разбойников». Если это так, то лучшее, что вы можете сделать, — уйти от этого кувшина подальше. «Сорок Разбойников» — это не шутка.

Эти слова встревожили Анну.

— И мы ничего не можем сделать? — спросила она. А священник тоже не в силах помочь?

Профессор Кволт набил трубку еще раз.

— Джинн — это дух исламской культуры. И христианскому священнослужителю нечего и пытаться повлиять на него.

— Так что же делать? — спросил я.

Профессор Кволт взглянул усталыми, сонными глазами.

— Я уже сказал, — ответил он. — Уходите и держитесь этого дома подальше. Если джинн вырвется на волю, вам предстоит познакомиться с одним из сорока изощренных способов убийства.

— Но я не могу вас послушаться, — сказал я. — Моя крестная там. И с ней компаньонка.

— Заберите их оттуда, — сказал Кволт. — Заберите их с собой и сожгите Зимний Порт дотла, как предлагал в свое время ваш крестный.

— Кволт, — взмолился я — Будьте серьезным..

— Я серьезен, как никогда.

— Но ваше предложение слишком… как бы это сказать… Ведь можно просто избавиться от кувшина и не трогать старый красивый дом.

Кволт даже не взглянул на меня.

— Как знаете, — сказал он. — Я верю в эту историю, вот беда. Может, я принял ее слишком близко к сердцу. Но учтите: если вы нарушите целостность кувшина — особенно теперь, когда джинн так жаждет вырваться наружу, — не миновать большой беды.

У Анны был подавленный, разочарованный вид. Было ясно, что она ждала иной реакции. Кроме всего, надо учесть, что Анна была очень предана своей работе, а тут, не разрешая нам даже взглянуть на кувшин, профессор советовал уничтожить его.

— Профессор, — сказала Анна. — Можете вы всего лишь взглянуть на кувшин? Хоть бы один раз, а? Я боюсь, мы можем совершить ошибку,

Кволт вздохнул:

— Ну… вообще-то я собирался дописать эту работу…

— Пожалуйста, профессор, — ныла Анна. — Просто посмотрите на ночные часы и на сам кувшин, и тогда я спокойна.

Профессор Кволт задумался на мгновение. Ясно, что он очень серьезно относился к своему времени и не в восторге от идеи ехать по августовской жаре ради того, чтобы взглянуть на старый горшок. Но ведь это был не простой горшок, и к тому же уникальность ночных часов неоспорима. В душе профессора боролись ленивый академик и любознательный ученый.

Наконец Кволт сказал:

— Ладно. Только дайте мне собрать весь этот пляжный реквизит и одеться.

Мы облегченно вздохнули и бросились помогать ему, складывать зонт и собирать бутербродницу.

Пока ехали к Зимнему Порту, профессор Кволт, сидя на заднем сидении и подавшись вперед, знакомил нас с подробностями легенды об Али-Бабе:

— Арабы рассказывают, что Али-Баба заключил договор со странной и злой сектой некромантов, которые жили в горах. Эти маньяки занимались тем, что совершали абсолютно немыслимые и непристойные ритуалы. Например, такой: жертвоприношение девственницы. Ее сажали умирать на кол, который вводили ей во влагалище. Эта секта известна у историков под названием «нцваа» или «унсва», а есть и другое труднопроизносимое название: «Те-Кто-Поклоняется-Злу».

Профессор Кволт открыл боковое стекло и закурил трубку.

— А дело было в том, что Али-Баба терял свое магическое влияние. В Багдаде появился новый мудрец — Али-Шама, он вскоре стал общим любимцем и совершенно затмил Али-Бабу. Говорят, Али-Шама мог заставить летать ковры и воскрешать мертвых. Али-Баба, хотя и был очень хорошим колдуном, однако, не мог делать этих, да и многих других волшебных трюков Али-Шамы и очень гневался.

Вот почему он решил податься к нцваа. Это был довольно, рискованный шаг, потому что сектантам нцваа убить — все равно что сказать «с добрым утром». Али-Баба заключил такой договор: если для него вызовут самого злого и могущественного джинна, то он обязуется отныне и навсегда, раз год, привозить красивую девственницу для их ритуалов и личных утех. Нцваа согласились. Они отдали Али-Бабе в услужение одного из своих отвратительнейших джиннов — «Сорок Грабителей Жизней». Ну а сам Али-Баба, как договорились, отдал им тринадцатилетнюю дочь своего друга. Что нцваа вытворяли с этой девушкой, да и со всеми другими, которых Али-Баба поставлял исправно, в легенде не сказано. Но где-то я все же узнал, что каждая девочка, которую сажали на кол, умирала в течение семи недель.

Анна вздрогнула:

— Какой ужас! Как же Али-Баба обрел прежнее могущество?

— Говорят, дело было так. Не прошло и нескольких дней после возвращения Али-Бабы с гор, как Али-Шаму обнаружили мертвым в своей постели. Какой-то клещ ночью забрался ему в ухо и погрыз мозги. Об этом боялись говорить, но ходили слухи, что это насекомое было джинном Али-Бабы, превратившимся в одну из своих сорока смертоносных форм.

Я посмотрел на часы:

— Еще четверть часа, и мы будем на месте.

— Мне хотелось бы узнать, — сказала Анна, — почему джинн так отчаянно гоняется за чужими лицами? Если он может превратиться в гигантскую сороконожку, или в клеща, или даже в клубок дыма, зачем ему чужое лицо?

Профессор Кволт вынул изо рта трубку.

— Я могу сказать лишь то, что мне известно из легенд, ответил он. — Если джинн заточен «Печатью Согнанных Лиц», то он не может принять основную форму — «хозяина». Другими словами, даже джинн с сорока разными проявлениями своего существа должен иметь одно, основное лицо — человеческое. Без основного лица это равносильно тому, как если бы вы попросили композитора написать сорок вариаций на одну тему, а саму тему не дали бы.

Остаток пути молчали. По мере приближения к Зимнему Порту во мне росло чувство опасности, особенно после того, как солнце начало близиться к закату и вокруг стало темнеть. Мы проехали мимо изогнутых деревьев по гравийной дороге и остановились у старого дома с готической башней и визгливым флюгером. На море играли перламутровые блики, последние виндсерфинги торопились возвратиться на свою базу.