Книга Слепой огонь - Галина Божкова

– Посмотрим, какой ещё совет… – Константин поправил алую мантию, устроился удобнее, будто до этих пор сидел на краешке роскошного трона. – Итак, скажи мне, Вазарий, следует ли утвердить договор между империей и венецианскими купцами, которые готовы привозить свой товар на своих судах, сами будут охранять и снаряжать корабли, охранять наши порты, а также перевозить имперские товары по всему святому миру. Нам останется только считать прибыль от торговли, на которую мы не будем тратить ни-че-го!

Самвел с тревогой посмотрел на покрасневшее самодовольное лицо Константина, потом – на стоящего рядом Вазария Ясноглаза, который в раздумье запустил пальцы в короткую бороду.

Наконец, Вазарий поклонился венценосному правителю, приложил руку к сердцу:

– Прости, великий, но… На самом деле нам не придётся работать? И не надо вкладывать свои силы, деньги?

– Ха-ха! Конечно, не надо! Разве ты не понял? Они будут на нас работать – гильдия купцов! – как маленькому, объяснил Константин.

Ясноглаз в недоумении покачал головой:

– Так не бывает. Если не трудишься сам, значит, платишь другому. Чем мы будем с купцами расплачиваться за их труд?

Из толпы придворных выступил Марчелло Болло, поклонился императору, дождался его благосклонного кивка:

– Великий и несравненный Константин, мудрый базилевс! Этот человек не понимает ничего в делах, тем более, в торговле! Он слеп, если не видит прямой выгоды от нашего договора. Он глуп, если противоречит тебе…

Самвелу на миг показалось, что яд стекает между длинных зубов венецианца и капает на светлый мрамор.

– Нет, здесь что-то не так! – упёрся Вазарий. – Мы всегда сами охраняли границы от врагов, а порты – это та же граница. Разве не так?

– Так, не так! Он только и умеет, что задавать глупые вопросы! – насмешливый голос Марчелло Болло повысился до визга. – Базилевс! Этот человек пытается обмануть нас! Откуда он взялся?!

– Действительно, Вазарий, ты откуда? Где ты живёшь, чем занимаешься? – поддержал венецианца советник Мидас, заметив, что император нервничает и сомневается.

– Родился около столицы, сеял хлеб, потом служил в войске императора Октавия, после ранения женился на девушке из хорошего пастушьего рода, теперь я сам пастух из свободного поселения Меди, что около Леонидии. Семья моя живёт в достатке, за что не забываем благодарить бога и императора. Мне нечего стыдиться, добрый человек, Может, чего и не понимаю, но врать не приучен, – вежливо и обстоятельно ответил Вазарий.

Император, внимательно слушавший Ясноглаза, едва не задохнулся:

– Ты?! Ты простой пастух?!

– Да…

– Это Самвел!!! – увидев направленный на себя гневный взгляд Константина, закричал Мидас, обеими руками указывая на узника.

– Что?! Как посмел?! Обманывать?!

– Я надеялся, что помогу понять, объяснить…

Император не дал Самвелу говорить, брызгая слюной:

– Казнить! Немедленно! Обоих!!! На той площади! – выбросил руку рассвирепевший император.

У Мидаса вдруг ноги стали ватными, он с трудом оторвал их от гладкого пола, махнул рукой страже.

– За что? – спокойно спросил Вазарий, обращаясь лично к Константину.

– Казнить! Казнить! Казнить! – не мог остановиться тот, сильно топая ногой.

Вазария связали, вместе с Самвелом вытащили из дворца. Обоих провезли по улицам на деловито шумевшую базарную площадь и быстро, никому ничего не объясняя, отрубили головы. Трупы оставили там же, поскольку Мидас не знал, как с ними поступить. Люди молча проходили мимо казнённых, стояли, переглядывались и также молча расходились. Никто не посмел помешать сыновьям Вазария, когда они подобрали тела и увезли их в родную деревню, тоже не проронив ни слова.

Прошло полтора года, на империю напали враги, древнее государство беспощадно уничтожалось варварами. Император Константин, запивая вином горечь от поражений, звал на помощь венецианскую гильдию купцов. Но те увели свои корабли из всех портов страны вместе с охраной, товарами и казной; варвары не собирались завоёвывать моря.

Другие государства, ранее учившиеся управлению и воинскому искусству у граждан тысячелетней империи, тоже отказали в помощи; они сами становились сильнее, устраняя сильного.

У народа империи, разорённого налогами и появлением более дешёвых товаров из других стран, не осталось ни сил, ни желания спасать власть императора, даже, если от этого зависела их собственная жизнь. Кто мог, бежал, некоторые переходили на сторону варваров, обещавших долю в добыче, другие сражались и погибали, выполняя свой долг, как они его понимали.

Когда враг окружил столицу, император в последней надежде отправил людей на все площади искать Вазария. Надрываясь, кричали его посланники среди поредевшей толпы. Никто не отозвался».

– Жизненно, – пробормотал Рысь и тут же захрапел, утомлённый длинной притчей.

Вскоре весь их закуток мирно спал, и только у Робера крутились в голове странные мысли. Он долго ворочался этой ночью.

* * *

Юноша очень уставал за день. И постоянно хотелось есть. Он заметил, что здорово похудел, но и вырос за эти полгода в мрачных подземельях королевской тюрьмы. Родственники, казалось, совсем забыли о его существовании. И он был неимоверно этому рад. Потому что очень привязался к воинам Кима. Он не воспринимал их как забитых узников. Для юноши они стали друзьями и соратниками, учителями и советниками. Робер впервые так полно почувствовал мужское воинское единение. Но боль в сердце не уходила. Он постоянно ждал беды.

Поздняя осень кружила сырыми сквозняками по всем уголкам темницы. Теперь узники спали, тесно прижимаясь друг к другу. Ночью в коридоре оставляли только два факела. Тишина прерывалась кашлем, сонными криками и стонами. Роберу не спалось. Накануне из соседней клетки увели на казнь четверых. Последним вытащили мальчика лет десяти. У него не было сил идти самому, и тюремщики волокли его по полу, размазывая кровь, испачкавшую всю одежду несчастного. Мальчик еле слышно плакал.

– За что? – спросил Робер хмурого Сэмюэля.

– Преступление против королевской семьи. Он прислуживал Кероку…

Угловатый Сэмюэль шёпотом добавил:

– Про тебя ходят странные слухи. Поостерегись!

Робер, когда его вели из дворца, видел, как раскачивались трупы на специальных деревянных балках, вделанных в кладку стены. Повешенных клевали вороны, трупный запах вызывал тошноту. Почти все виселицы были заняты… Вот и ещё четверых повесили на стене тюрьмы.

Робер заворочался: ему не хотелось так умирать! Но как же тогда? Даже смерть он должен выбрать сам. Не выдержал:

– Ким! Извини… Я хотел спросить.

– Ну… спрашивай, – в голосе разбуженного Кима не было и капли сонливости.