Книга Покорность ей к лицу - Ширли Басби

Он не дал ей договорить, прижав палец к ее нежным губам:

— Тсс. Вы думаете, я не знаю, что у вас на уме? Вы хотите угодить свекру и сыну — и при этом избежать того, что по-настоящему сделало бы их счастливыми, — нашей свадьбы. — Он сверлил ее взглядом. — Мы обвенчаемся в конце июля или начале августа, выбирайте сами. Но обвенчаемся этим летом, Изабел.

Ее глаза вспыхнули гневом.

— Да, а я чуть не забыла, каким властным чудовищем вы иногда бываете. Позвольте вам напомнить, что я больше не девочка у вас на попечении.

— Я не думаю о вас как о девочке-подопечной уже много лет, — тихо проговорил он, и в голосе его звучали нотки, которых Изабел никогда прежде не слышала. Он обнял ее за плечи и мягко притянул к себе. — А с сегодняшнего утра, — его губы оказались всего в нескольких дюймах от ее рта, — я вообще вижу в вас только желанную женщину. Самую желанную на свете.

Сердце Изабел подпрыгнуло от этих слов. Но именно прикосновение его губ заставило его забиться в бешеном темпе. Его рот, теплый, искушенный, соблазнял и манил, и Изабел сдалась. Она обвила его руками за шею и ответила на поцелуй.

Маркус застонал, когда ее губы приоткрылись под его натиском, вожделение и восторг сливались в одно могучее чувство. Он целовал ее глубоко, лаская языком ее язык. Какой восхитительный, теплый, пьянящий поцелуй… Маркус крепче стиснул ее плечи и плотнее прижал к себе ее миниатюрное тело. Он намеревался запечатлеть на ее губах дружеский поцелуй — по крайней мере так он сказал сам себе, — но Изабел сводила его с ума, и ее податливость делала прекращение поцелуя просто невозможным.

Безудержная страсть мужчины к женщине, к одной-единственной женщине, вспыхнула в нем, и он ослеп и оглох, забыв обо всем — кроме того, что отчаянно желает ее. Его губы слились с ее, руки скользнули ей на бедра… Маркус приподнял Изабел и прижал ее к себе. Как невыносимо возбуждала его близость ее мягкого тела… Его охватило внезапное предвкушение того, какое наслаждение подарит ему слияние с ней… Одержимый этим желанием, он задрал ей юбку, и сердце едва не взорвалось в груди, когда пальцы коснулись обнаженной кожи.

Изабел тонула в его объятиях, в водовороте чувств и ощущений, которые долгое время дремали в ней… Грубая реальность обрушилась на нее, когда она ощутила его широкую горячую ладонь на своей нагой ягодице. Потрясенная острым вожделением, которое волной прокатилось по ее телу, и невероятной интимностью момента, она задохнулась и вырвалась из объятий Маркуса: отвернулась и изо всех сил оттолкнула его, застав врасплох. Он не пытался остановить ее, опустил руки. Изабел с прерывистым всхлипом отскочила от него. Ее щеки пылали, она дрожащими пальцами лихорадочно оправляла платье, сгорая от досады и смущения. Не глядя на него, она выговорила глухим от сдерживаемых слез голосом:

— Этого не должно было случиться. Я поклялась Хью, что всегда буду… Мне нельзя было… Простите меня!

Изабел подхватила юбки и умчалась с такой скоростью, будто вся ее жизнь зависела от этого.

Маркус ошеломленно глядел в темноту, в которой она растворилась. Что на него нашло? И в чем таком, черт подери, она поклялась Хью?

Глава 5

Когда через несколько минут Маркус прискакал домой, на лице его лежало хмурое выражение. Пока он гнал коня сквозь тьму по направлению к Шербрук-Холлу, он размышлял над реакцией Изабел. Она не оттолкнула его вначале, более того, с готовностью ответила на его ласки, он знал это, как никто другой. Так почему же она сбежала? Он не возражал, потому что сам не хотел зайти слишком далеко. Откровенно говоря, он и сам поразился, как близко подошел к той грани, за которой — полное безумие, но ей незачем было спасаться бегством. И что значат те загадочные слова? Особенно про Хью?

Маркус велел Томпсону не ждать его, а потом швырнул перчатки на мраморный столик в холле, взял свечу, которую оставил для него дворецкий, и побрел в кабинет. Там он зажег побольше свечей, развел огонь в камине у дальней стены, задумчиво взял бутылку с подноса с напитками и стаканами, что Томпсон держал на высоком бюро красного дерева, налил себе бренди и подошел к столу. Он поставил стакан на угол стола и застыл, уставившись на него невидящим взглядом. Все мысли его вращались вокруг Изабел. Часть его испытывала глубочайшее удовлетворение от того, как она отреагировала на поцелуй, но вот его окончание… Он нахмурился. Хью Мэннинг не будет третьим в их спальне, угрюмо подумал он. Не хватало им только призрака на брачном ложе.

Хью Мэннинг умер десять лет назад, если не больше. Маркус не верил, что Изабел до сих пор его любит. Это невозможно. Она ответила на поцелуй не как женщина, чье сердце принадлежит покойному мужу. Она была податливой и мягкой. Он вспомнил, как ее руки легли ему на шею, как ее губы раскрылись навстречу его языку, и это только укрепило его уверенность. Так что же пошло не так?

Эта вспышка страсти застала Маркуса врасплох. Они собирались пожениться, и он, естественно, надеялся, что им будет хорошо в объятиях друг друга. Но он не ожидал такого примитивного и неодолимого желания овладеть женщиной. Оно захлестнуло его с головой. Ничего подобного Маркус прежде не испытывал. Ему пришлось признать, что впервые в жизни им полностью завладели чувства. Если бы Изабел не вырвалась из его объятий, он легко мог переступить черту, и это осознание беспокоило его. Ему следовало действовать более осторожно, деликатно… а он повел себя, раздраженно подумал Маркус, как одержимый похотью юнец с первой своей женщиной.

Маркус дожил до тридцати девяти лет и стал весьма искушенным в искусстве любви. Он не афишировал свои победы, но и монахом не жил, и не многие танцовщицы и певички пользовались в эти годы его покровительством. Он наслаждался красотой этих женщин и чувственными забавами, но, кроме вожделения и порой удивления их повадками — когда очередная дамочка из кожи вон лезла, выпрашивая у него дорогую безделицу, — ничего не испытывал. Любовницы и содержанки удовлетворяли потребности плоти, но в их обществе и постели он находил не большее удовольствие, чем в изысканном обеде или бутылке хорошего вина: насладился моментом и тут же забыл. Однако Маркус сомневался, что даже если ему суждено дожить до ста лет, он сможет забыть ослепительное сияние страсти, что вспыхнуло в нем в тот момент, когда его губы коснулись губ Изабел. Он понял, что до сегодняшнего дня никогда, никогда в жизни не испытывал подлинного желания — и это волновало его.

Когда он держал в объятиях пылкую, жаждущую Изабел, мир словно отступил на второй план. Чудесно было ощущать ее в своих руках… Он забыл обо всем, кроме сладости поцелуя и дразнящей мягкости ее тела.

Маркус поморщился: ему не понравилось, что он оказался полностью во власти основного инстинкта. Он хотел только задрать эти чертовы юбки, и… если бы Изабел не прервала поцелуя, нехотя признал он, он не стал бы ручаться за то, что произошло бы дальше.

Маркус нахмурился. Нет, он прекрасно знал, что произошло бы дальше. Он овладел бы ею прямо там, в саду, и пошло все к черту!

Он покачал головой. С ним, наверное, что-то не так. Еще вчера он жил себе преспокойно и наслаждался тем, что каждый последующий день повторяет день предыдущий, а сегодня объявил совершенно незнакомому человеку, что собирается жениться на женщине, от которой десять лет бегал как от чумы. Более того, он выяснил, что женитьба на ней — весьма приятная перспектива. Да, очень даже приятная… он вспомнил сладость её губ и ощущение нежной ягодицы на ладони. Тело мгновенно среагировало на образы, пронесшиеся в мозгу, горячая густая кровь побежала по венам быстрее. Неужели он превращается в сатира или развратника вроде своего дедушки, старого графа?