Книга Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо - Сергей Цветков

Всеволод вступился за обиженного племянника. По его поручению Владимир Мономах согнал Ростиславичей с владимиро-волынского стола и вернул княжение Ярополку. Впрочем, Мономахово «Поучение» свидетельствует, что Ростиславичи не сложили оружия, так как, по словам автора, ему пришлось в том же году ходить на Ростиславичей206 «за Микулин», а весной 1085 г. вместе с Ярополком «на Броды», и, кажется, без особого успеха. Оба упомянутых города находились в Галичине, из чего можно заключить, что Ростиславичи прочно закрепились на этой южной окраине Владимиро-Волынской земли. Осенью 1085 г. потребовалось также заново усмирять Всеслава Полоцкого. Внезапным броском Мономах захватил Минск и совершенно разорил его, не оставив в городе ни челядина, ни скотины, по его собственному выражению207.

Снова заняв владимиро-волынский стол, Ярополк недолго питал благодарные чувства к дяде и вскоре сам очутился в стане врагов Всеволода. Оправданием ему могло служить только то, что на сей раз великий князь действительно волей или неволей ущемил его интересы. Дело касалось знакомого нам изгоя Давыда Игоревича. Отпущенный Олегом Святославичем из Тмуторокани вместе с Володарем Ростиславичем, Давыд разошелся со своим подельником и, обзаведясь новой дружиной, ударился в откровенный разбой. В 1084 г. он объявился в днепровском устье, где захватил город Олешье и ограбил «греков» – византийских (может быть, херсонских) купцов, промышлявших торговлей с Русью. Действия Давыда, перекрывшего главную водную артерию русско-византийской торговли, от которой зависело благосостояние крупнейших городов Русской земли, а следовательно, и великокняжеской казны, носили характер неприкрытого шантажа. Чтобы унять расходившегося изгоя, Всеволоду пришлось скрепя сердце наделить Давыда волостью во Владимиро-Волынской земле, где некогда сидел его отец (см. с. 8). Давыд получил в удел Дорогобуж – город в верховьях реки Горынь, на востоке княжества.

Но тут задетым себя почувствовал Ярополк, и без того только что потерявший Галичину. Он начал что-то замышлять против Всеволода, послушав, как говорит летопись, «злых советник». Кто были эти люди и к чему они склоняли Ярополка, неизвестно. Не стоит забывать, что этот Изяславич был родственником польского князя, зятем саксонского маркграфа и вассалом римского папы208. Такое изобилие влиятельных покровителей предоставляло ему широкий выбор для маневра. Как показало будущее, он предпочел традиционного в своей семье союзника – Польшу, где к тому времени Болеслав II уступил место на престоле своему младшему брату Владиславу I (1079–1102). Мы не знаем, шла ли между заговорщиками речь о новом польском походе на Киев, но замыслы Ярополка несомненно представляли серьезную угрозу для Всеволода, потому что, когда о них каким-то образом стало известно при дворе великого князя, ко Владимиру-Волынскому был спешно двинут военный ангел-хранитель Всеволода – Владимир Мономах. Ярополк, по-видимому не особенно полагаясь на верность владимирцев, отослал дружину вместе с женой, матерью и казной в Луцк, а сам метнулся в сторону польской границы. Однако лучане выдали Ярополкову семью Мономаху, который отправил обеих женщин и взятое «именье» Изяславича в Киев. На владимиро-волынский стол был переведен Давыд Игоревич.

Ярополк против своих ожиданий не нашел в Польше ни военной, ни дипломатической поддержки, ибо явился ко двору Владислава I в самое неподходящее время, когда тот был поставлен перед необходимостью озаботиться безопасностью собственных владений. Польско-германские и польско-чешские отношения переживали период очередного обострения.

В начале 80-х гг. XI в. германский король Генрих IV отыграл у папы Григория VII все, что незадолго перед тем потерял в Каноссе. Этому способствовала грубая политика самого папы, который, одержав кажущуюся победу над столь могущественным противником, возомнил о себе невесть что. Во всех концах Европы папские легаты вмешивались во внутреннюю жизнь государств. Они смещали епископов, выступали против государей и выколачивали из населения «дань святого Петра». Григорий VII требовал, чтобы им везде и повсюду оказывалось повиновение, как ему самому – наместнику Бога на земле. Во Франции его посланцы, действовавшие под лозунгом «ругань проходит, деньги остаются», вызвали народные волнения, в которых участвовало не только низшее и среднее духовенство, но даже реймсский архиепископ. В Камбре толпа сожгла папского легата живьем; в Туре восставшие разгромили церкви. По свидетельству европейских хронистов, убийства представителей Рима стали повседневным явлением209. Однако Григорий VII, несмотря ни на что, настойчиво проводил в жизнь свою идею примата папской власти над светской. Это оттолкнуло от него даже многих из его недавних сторонников. Генрих IV чутко уловил изменившуюся расстановку сил. В 1081 г. он двинулся с войском на Рим, прогнал Григория VII и посадил на римский престол своего ставленника (в католической традиции «антипапу») Климента III, который в благодарность венчал его императорской короной. Бежавший Григорий VII призвал на помощь сицилийских норманнов, завладевших к тому времени южноиталийскими областями. Норманны выгнали из Рима Климента III и императорский гарнизон (1084), но предали город такому страшному разорению, что после их ухода Григорий VII, опасаясь народного возмущения, бежал вслед за ними и в 1085 г. умер в Салерно, брошенный всеми.

По возвращении из Италии Генрих IV нанес поражение саксонским феодалам и вынудил многих влиятельных епископов-папистов бежать в Данию. В апреле – мае 1085 г. в Майнце состоялся синод, главной целью которого было смещение немецких епископов, сторонников Григория VII. Но кроме того, новоиспеченный император продемонстрировал на нем свое возвращение к активной внешней политике. Его верный союзник, чешский князь Брячислав II, был провозглашен на Майнцском синоде «королем Чехии и Полыми», а в следующем, 1086 г. торжественно коронован в Праге «под троекратный возглас духовенства и всей знати: «Да живет, благоденствует и побеждает Брячислав, король чешский и польский, великий миротворец, Богом венчанный» (Хроника Козьмы Пражского)210.

Этот антипольский выпад Генриха IV создал благоприятные условия для германо-киевского союза, чем немедленно воспользовался Всеволод. В том же 1085 г. его дочь от второго брака211 по имени Евпраксия была сосватана, вероятно при посредничестве германского императора, за юного маркграфа северной Саксонской марки Генриха II Длинного и, по свидетельству «Хроники Розенфельденского монастыря», «прибыла в эту страну с большой пышностью, с верблюдами, нагруженными драгоценными одеждами и каменьями, а также с бесчисленным богатством».

В этой враждебной Польше политической комбинации нашлось место и для воинственных Ростиславичей, которые именно с этого времени начинают терзать польское пограничье, – по всей видимости, не без ведома и согласия Всеволода212. Позже один из них, теребовльский князь Василько, вспомнит: «…Аз бо ляхом много зла творих».

Видя беспомощность Владислава I, обложенного со всех сторон, как медведь в берлоге, Ярополк решил пойти на мировую с киевским князем. По сообщению летописи, в 1086 г. «приде Ярополк из ляхов и сотвори мир с Володимером [Мономахом]». Как ни странно, беглец был не только прощен, но и получил обратно владимиро-волынский стол. Возможно, здесь сыграло роль дружеское отношение Владимира Мономаха к Ярополку, с которым черниговского князя связывали узы боевого братства (см. с. 77, 88).