Книга Дневник первой любви - Светлана Лубенец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, вот! Звонок в дверь. Это Машка. Все, допишу завтра.
У Машки и правда очень красивый роман. Ерофеев задаривает ее конфетами и цветами. Где только деньги берет? Они очень выгодно смотрятся на фоне друг друга. Машка белокурая, кудрявая, с серыми в голубизну глазами, а Мишка – абсолютный брюнет с черными глазами. Я заметила, что им многие завидуют. Похоже, что даже Настька Шевченко, у которой по-прежнему никакого друга нет, хотя она красивее всех наших девчонок, вместе взятых.
Ну, что ж! Хватит откладывать! Буду дописывать про то, что произошло со мной в последние лагерные дни.
Утром предпоследнего дня уже в столовой за завтраком все обсуждали предстоящий карнавал. Праздник всех так занимал, что даже обо мне забыли. Конечно, я этому очень обрадовалась. Рассказывать о костюмах не разрешалось, но чувствовалось, что девчонки утерпеть до конца не смогут. С разных сторон обеденного зала все-таки неслось:
– А на плече у меня роза…
– А у меня такой парик, закачаешься!
– А юбка такая… с фалдочками…
Я подумала, что хороша бы была, если бы присоединилась к ним со словами:
– А у меня такие лохмотья: умереть – не встать! И губа с болячкой! И царапина под глазом!После завтрака мы должны были ехать на какую-то экскурсию, но разбушевалась такая непогода, что ее отменили. Сплошной стеной лил дождь и дул такой страшный ветер, что даже мелкий Финский залив дыбил черные мини-цунами. Я, как и собиралась, взяла в библиотеке парочку детективов и улеглась на постель читать.
Я здорово увлеклась преступлением в фамильном английском замке, когда в дверь постучали. Я даже не сразу поняла, что это ко мне стучат, потому что друг к другу в номера мы всегда входили без всяких церемоний. Я продолжала читать, когда опять раздался явственный стук в дверь. Кто же там такой вежливый?
– Войдите, – сказала я.
Я ожидала увидеть кого угодно, вплоть до Кирилла Михайловича, но только не Игоря. Он был очень бледен и как-то необычно скован в движениях. Я тут же сгруппировалась на постели и готова была бросить ему в лицо заготовленную фразу о прозорливой мамаше.
Игорь вошел, сел напротив меня на Зоину голую кровать и молчал. Я долго терпела его молчание, а потом решила его прервать, потому что терпеть уже не было никаких сил:
– Зачем ты пришел?
– Я читал твой дневник…
– И что? Его все читали. Подумаешь, удивил!
Это я специально так говорила, чтобы только не молчать, а сама мучительно краснела от своих дневниковых рассуждений о бюстгальтерах. Почему-то они меня мучили даже больше, чем бесконечные признания в любви к нему.
– Я потрясен… – сказал он. – Вернее, я даже не знаю, как передать тебе мои ощущения.
Я окончательно испугалась. Конечно же, его ощущения не из приятных, но все-таки было бы лучше, если бы он мне о них не рассказывал. С меня и так уже довольно. Прямо вся голова горит, будто у меня температура!
– Я не прошу тебя передавать мне свои ощущения! – выкрикнула я. – Мне ничего от тебя не надо! Понял?!
– Не понял… Я вообще ничего не понимаю. Ты пишешь такие слова, такие стихи, а разговариваешь со мной так, будто…
– Будто что?
– Ну… будто все это неправда…
– А тебе как бы хотелось? – насторожилась я.
– Хотелось, чтобы правда…
– Это и так правда. Но ведь твоя маман, как ты ее называешь, она же тебя предостерегала от меня. Может, тебе все-таки не стоит ко мне приближаться? Видишь, все от меня разбежались, как от больной неприличной болезнью. Может, и тебе стоит уйти?
Игорь поморщился, отмахнулся от моих слов и сказал:
– Катя, со мной разговаривал Кирилл Михайлович…
– Этого только не хватало! – разволновалась я и даже выронила на пол книгу про преступление в английском замке. – Его никто не просил! Это… это непорядочно… Неслыханно! Подло! Это… ужас что такое! Это…
– Никакого ужаса нет, и подлости – тоже, – перебил меня Игорь. – Он сказал, что завидует мне… Ну… тому, что меня… полюбила такая необычная девочка… И еще он сказал, что мне будет очень трудно тебе… соответствовать… Ты не такая, как все…
– Тебя никто и не просит мне соответствовать! – дрожащим голосом сказала ему я. – Повторяю, что мне ничего от тебя не надо!
– Это Кирилл Михайлович тоже мне сказал.
– Что именно? – не поняла я.
– Ну… что тебе, возможно, настоящий я… и не нужен… Ты живешь в своем выдуманном мире, который я могу разрушить…
– Как разрушить?
– Оказаться не таким, каким ты меня себе придумала.
– Не понимаю…
– Все ты понимаешь! Ты не можешь не понимать! Стихи, дневники, литература – это одно, а жизнь – совсем другое! Ты меня не знаешь. Мы дольше пяти минут никогда и не разговаривали. У нас могут быть совершенно разные взгляды на жизнь.
– Я действительно не понимаю, к чему ты все это мне говоришь.
– Я и сам не понимаю. Боюсь, что действительно не смогу тебе соответствовать…
– Но… я же тебя ни к чему не принуждаю и ничего от тебя не прошу. Тем более что знаю: тебе нравится Рита.
– С чего ты взяла?
– Ты сам сказал.
– Когда? – удивился Игорь.
– Странно, что ты не помнишь. Ты же сам приглашал меня на ваши ночные посиделки. Разве нет? Я приходила.
– Приходила? Но потом… когда все открыли лица, тебя не было, а в твоей кепке почему-то оказалась Зойка…
– А ты ее приглашал?
– Ну да. Я пригласил всю вашу комнату. А потом еще сдуру пригласил тринадцатого человека – Андрюху из пятнадцатого номера. Так что лишнего, то есть чужого, неприглашенного, никого не было.
– Это неважно, – отмахнулась я, но все-таки не без удовольствия отметила, что была права в своем разговоре с Зоей. Игорь действительно обсчитался. – Я приходила в вашу каморку, но сразу ушла, как только ты сказал, что тебе нравится Рита. Потому что поняла, что мне больше нечего там делать.
– Но это ведь совсем не то, что ты подумала…
– Как это не то? По-моему, сказано было очень четко.
– Отвечать ведь можно было только «да» или «нет»…
– И что?
– И то. Зачем врать? Рита не может не нравиться. Она красивая и всем нравится. И мне в том числе.
– Ну вот…
– Ничего не «ну вот»! У нас пол-лагеря красивых девчонок. Они все мне нравятся, но это же не значит… Словом, это не значит, что я в каждую из них влюблен.
– И ты… вообще ни в кого не влюблен?
– Я всегда смеялся над записочками, которыми меня забрасывали девчонки. Считал, что это все несерьезно, глупо, нравишься – не нравишься… Ты права в своем дневнике. «Нравишься – не нравишься» – это совсем не то, что люди должны говорить друг другу, если хотят быть вместе.
