Книга Ветер с Юга. Книга 1. Часть вторая - Людмила Ример
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не привидение, а господина Хайрела Беркоста. И час назад он был живёхонек. И даже признался мне в любви… – Лея вдруг погрустнела. Как бы ей хотелось услышать эти слова от Дартона…
Млава замерла с приоткрытым ртом и выпученными глазами:
– Так прям и сказал?
– Так и сказал… Что давно меня любит. Кстати, а что там с Бедиттой Марталь? Хайрел прозрачно намекнул на какие-то слухи из её замка.
Прислужница тут же сделала серьёзное лицо, закатила глаза, но потом, не выдержав своей значимости, затараторила:
– Это ужас прям, что делается! Госпожа Бедитта внезапно оказалась сильно беременной! И это перед самой-то свадьбой! Причём господин Хайрел к этому её интересному состоянию совсем не имеет никакого отношения, вот честное-пречестное слово! Драгоценная доченька министра денежных дел, говорят, снюхалась с прислужником отца и кувыркалась с ним, пока папаша выколачивал налоги из народа!
А всё почему? Девка-то уж совсем созрела, даже перезрела, а господин Хайрел всё никак со свадьбой не торопился. Да и правда – чево в той Бедитте, кроме денег, было хорошего-то? Наша кухарка вчерась говорила, что если бы не умер наш Повелитель и свадьбу сыграли месяца три назад, то ей всё и сошло бы с рук – подумаешь, нацепил бы сразу молодой Беркост пару позолоченных рожек!
Ну, а теперь-то дело далеко зашло – пузо на лоб уже лезет! Вот папаша нашего жениха и начал задавать разные вопросы своему министру – чё, мол, да как так. А тот давай потеть и вертеться… Кухарка клялась, что три дня назад в замке Марталей такой крик стоял… как только друг дружку не поубивали…
А молодой господин, только слушок пополз, сразу же явился к своему папаше и категорически так заявил, что не собирается давать всяким худородным ублюдкам своё благородное имя! И слышать больше ни о какой Бедитте не желает. Вот!
Млава замолчала, отдуваясь после речи, произнесённой на одном дыхании. Лея задумчиво смотрела на весёлые язычки пламени, сноровисто поглощающие сухие поленья. Всё это, конечно, было ужасно интересно, но совершенно не имело к ней никакого отношения. Хайрел Беркост – красивый и достойный молодой человек, но его сегодняшнее признание оставило в её душе неприятный осадок. Во-первых, потому, что его слова больно резанули по сердцу холодной сталью несбывшейся надежды. А во-вторых… он был в её списке. В списке самых ненавистных для неё людей!
Она вспомнила его тёмно-серые глаза и грустную улыбку, которые должна была люто ненавидеть, но с ужасом вдруг осознала, что в глубине своей души не находит этой ненависти. Есть возмущение, жалость, презрение, а ненависти нет!
Лея вскочила и заходила по комнате. Ей нужно немедленно выбросить этого Беркоста из головы, прекратить думать о нём и вспоминать его слова, жесты и взгляды! Он – её враг, и только так она может о нём думать. Лея вздрогнула, вспомнив, как давала страшную клятву убить их всех, причастных к смерти Дартона… И она сделает это!
– Ты принесла мой ужин? – Лея повернулась к прислужнице, с любопытством наблюдавшей за своей хозяйкой.
– Конечно, госпожа Лея! Как вы просили, холодный цыпленок и пирог с грушевой начинкой.
Госпожа кивнула и, невзирая на беспокоящие её мысли, плотно поужинала. Запив еду чашкой вкуснейшего травяного чая, она разделась и улеглась в постель, готовясь бороться с бессонницей. Но уже через пять минут сладко спала, положив под щёку так и не открытую книгу.
Припекало. Уже дня три, как ветер сменил направление и, разогнав серые мрачные тучи, вытащил из них яркое весеннее солнце. Никита сидел у задней двери сарая и, прикрыв глаза от слепящих лучей, блаженствовал.
Отогревшаяся муха вяло ползла по стене и глухо жужжала, пытаясь взлететь. Петух похлопал крыльями и вытянул шею, громко возвестив подопечным курам, что нашёл для них кое-что вкусненькое. Дождавшись, пока сбежавшиеся дамы активно заскребли на этом месте ногами, он неспешно отошёл в сторону, гордо неся голову с ярким гребнем.
Уже почти месяц Ник с Дартом Засоней жили здесь, в усадьбе богатого и уважаемого господина Сипуса Рагона, ведающего сбором налогов при дворе лангракса Солонии Юнария Гинратуса. Дарта, неплохо разбиравшегося в кузнечном деле, определили помощником к кузнецу Жуке, громадному хмурому мужику неопределённого возраста, по самые глаза заросшему чёрной курчавой бородой. Кожа у Жуки была тёмной и вечно лоснившейся от пота, поэтому именем его никто не интересовался – Жука, он и есть Жука.
Кузнец был молчалив и терпеть не мог кого-то чему-то учить. Его помощник обязан был наперёд знать все его мысли и, ни на секунду не отвлекаясь, улавливать всё его движения. Дарт, не привыкший к такому обращению в отцовской кузне, в первый же день схлопотал от него пару крепких затрещин, буквально на минутку отвлёкшись от процесса изготовления засова.
На Никиту господином Сипусом Рагоном вначале возлагались неясные, но вполне определённые надежды, которые он позорно не оправдал. Ещё по пути в Ундарак Морда пару раз заводил с парнишкой разговор на мучавшую разбойника тему – почему это Гростин Вунк, лодочник из деревушки на границе Унарии, так настаивал, чтобы они непременно лишили жизни именно его, хилого и невзрачного мальца Ника?
Подивившись в очередной раз глубине и безграничности человеческой подлости, Никита сначала промолчал. Но когда через несколько дней Морда опять завёл тот же разговор, обозвав его теперь сосунком и заморышем, Никита не выдержал. И вывалил ему всё про то, какой он умный, и какие сногсшибательные кирпичи он, Никита, научил делать этого бессердечного и бессовестного гада Вунка.
Морда слушал открыв рот. Что уж бандит понял об этом производстве – неизвестно, но зато он сделал совершенно правильные и далекоидущие выводы: за этого лопоухого пацана можно получить большие деньги. Очень большие деньги!
Правда, на торгах всё прошло не совсем так, как предполагалось, и Морда, засунув в поясной кошель оставшиеся после расчета с рыночным смотрителем литы, быстренько убрался восвояси.
Топая за повозкой господина Рагона, мальчишки с интересом разглядывали город. Улицы, прямые и в большинстве своём вымощенные квадратными каменными плитами, были довольно широкими, но ужасно грязными. Жители Ундарака почему-то считали, что мусор, если его вывалить в канаву возле дома, однажды исчезнет сам, а помои, вылитые едва ли не на головы прохожих, ничуть не хуже, чем освежающий летний дождик.
Нельзя сказать, чтобы власти совсем не боролись с этим безобразием, но делали это как-то вяло, от случая к случаю, и поэтому даже главные улицы столицы Солонии напоминали помойку. С соответствующим запахом, перебивающим сильный и стойкий запах рыбы, который уж, казалось, пропитал всё вокруг.
Красивые двухэтажные дома из серого и белого камня с высокими заборами и ухоженными газонами соседствовали с бедными халупами, чьи обмазанные глиной стены грозили вот-вот завалиться. По обеим сторонам улиц расположилось множество лавок, вывески на которых пестрели красочными изображениями того, чем торговал их хозяин.