Книга Женская сущность - Кристин Григ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Останься со мной.
– Ник, Ник, ты словно пьяная…
– Останься. – Она обвила его руками за шею.
– Не могу, сердце мое.
Она заснула у него в руках, обдавая его теплым дыханием. Он долго смотрел на нее, потом разжал ее руки, откинул одеяло и лег рядом. Она со вздохом свернулась у него в объятиях, и он прижал ее к себе, стараясь не прикасаться к лодыжке и не выдавать своего возбуждения.
«Что за пытка! – подумал он. – Сущий ад». Ему уже не заснуть сегодня, но он позаботится о Николь. Он будет держать ее в своих объятиях, охранять, успокаивать, если она проснется…
Александр вздохнул, закрыл глаза и подложил ладонь ей под голову. Она вздохнула и удобней пристроилась у него на плече.
Он провалился в глубокий сон.
Лодыжка болит.
Ник замычала и прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Ужасно больно, хотя не так, как в семь лет, когда Рикки Кроу сказал ей, что девчонкам слабо перемахнуть на тарзанке через речку Крик, а она сказала, что он ни фига не понимает в девчонках, только она не удержала канат и грохнулась на мель, и, мама родная, как она приложилась тогда! А когда доктор Бергман спросил, как она умудрилась сломать ногу, она сказала, что все это из-за Рикки Кроу и что она отмутузит его, как только снимут гипс. А потом доктор дал ей что-то, и она полетела. Просто закрыла глаза и полетела.
– Ник, ты меня слышишь?
– Ммм.
Как славно. Доктор Бергман взял ее на руки, и ей стало так хорошо.
– Ник?
– А? Что? – со вздохом пробормотала она. – Я летаю.
– Я знаю, киска. Знаю. Как нога?
Ник зевнула.
– Лед снял отек, слава Богу. Прости, что ничего более существенного дать не могу. У тебя реакция на кодеин… Ник?
Лед. Лед на лодыжке. Все тело горит. Ей тепло. Хорошо и тепло…
– Хорошо.
– Вот и отлично. Умная девочка. Лежи на моем плече.
Славное плечо. Крепкое и надежное. Ник нахмурилась. Странно. Больно приятный запах от доктора Бергмана. Обычно от него пахнет камфарными шариками и, как их называет мама, старинными пряностями…
– Ник?
И голос не похож на доктора Бергмана. Низкий. Чуть хрипловатый. И… очень сексуальный.
– Открой глаза.
Зачем? Ей и так хорошо. Кайфово.
– Еще ночь?
– Да, милая. Еще ночь.
Она вздохнула. Потерлась о щетину доктора и, прижавшись к нему, снова впала в забытье.
Она летала и летала… Над ухом жужжал чей-то голос:
– Ник, ты проснулась? Лодыжка болит?
Болит? Вроде нет. Она покачала головой и устроилась удобней.
– Пить, – прошептала она.
– Сядь. Вот так. Хорошо. Пей.
Она сделала глоток. Вода холодная. Какое наслаждение. В комнату просачивался утренний свет, но ей не хотелось вставать. Еще рано.
– Еще рано, – пробормотала она.
– Ну и спи, gataki.
– Что ты делаешь, Ник?
Но он прекрасно знал, что она делает.
Она обняла его за шею, прижалась к нему и одарила лучезарной улыбкой.
– Александр?
Он кивнул, боясь произнести хоть слово.
– Александр, – прошептала она. – Так ты не доктор Бергман?
Он едва не рассмеялся, но вовремя спохватился.
– Доктор Бергман. Камфарные шарики. Пятнышки на руке. Старинные пряности.
– Нет, – подтвердил он. – Я не доктор Бергман.
– Понятно. – Она провела пальцем по его щеке. – Как я рада.
Александр взял ее руку, поцеловал ладонь и каждый палец. Он не доктор Бергман. Это как пить дать. Но и не святой. Лучше бы от греха подальше вернуться в гардеробную. Любой порядочный человек поступил бы так.
– Ты Александр, – шептала она, – и от тебя так здорово пахнет.
Он замычал. Тело его стало как из камня. Он обхватил ее за талию, пытаясь отстраниться.
– Радость моя, раз тебе лучше, я пойду…
Ее теплые губы коснулись его губ. Он больше не сопротивлялся и поцеловал её.
– Ник.
Он снова подумал об этом нелепом имени и о том, как сладко оно теперь звучит для него. Нежное, милое имя, как ее поцелуй. Оно вылитое она. Оно принадлежит ей, а она ему. Она будет его.
– Радость моя, ты понимаешь, что делаешь?
Вместо ответа сладкое посапывание. Александр улыбнулся. Его красавица Ник, заторчавшая от лекарств. Ник, заснула в самый щекотливый момент – оно и к лучшему. Он со вздохом прижал ее к себе. Будет она что-нибудь помнить завтра? Или возненавидит его? Захочет ли его? А если со сном все улетучится, что он будет делать?
Она положила на него здоровую ногу. Александр почувствовал, как на лбу выступили капельки пота. Он досчитал до десяти по-гречески, по-английски, на всех известных ему языках. Затем с превеликой осторожностью перевернул ее на спину, поцеловал, выбрался из постели и на цыпочках удалился.
Ник открыла глаза. Комната была залита светом. Ее мучила жажда, голова раскалывалась, нога болела так, будто на ней всю ночь воду возили.
Еще бы. Дождь. Тротуар. Больница. А что потом? Она нахмурилась. Дальше провал. Смутный образ. Может, пара. Александр несет ее в машину. Александр несет ее в дом. На периферии сознания еще какие-то смутные видения. Ночь. Эта кровать. И крепкое горячее тело прижимается к ней.
Что за безумные сны? И что она делает в этой комнате? Она присела, откинувшись на подушки, запустила пальцы в волосы. Из окна разгоряченное голое тело овеял ветерок.
Голая? Она никогда не спит голой. Всегда в чем-нибудь. Обычно в тенниске или в хлопковой ночной рубашке, а сейчас на ней ничего, кроме трусиков.
Она натянула одеяло до подбородка. Потом отбросила его и посмотрела на ногу. Гипса нет, только эластичный бинт. «Слава Богу. Не перелом. Вероятно, небольшой вывих», – решила она, опуская ноги на пол.
Ее пронзила невыносимая боль. У нее бывали растяжения. Разве было так больно? Она вспомнила свой последний прыжок на фале. Один парень неудачно приземлился. Без перелома, сильный вывих, но ему пришлось пролежать несколько дней.
Но нельзя же лежать и ждать, когда кто-нибудь соизволит явиться и сообщить ей диагноз. И почему она в этой комнате? Почему голая? Как отсюда выбраться?
И почему из головы не идет крепкое жаркое тело, прижимающееся к ней?
Ах, если бы память подсказала. О том, что было после дождя. Машина. Больница. Ее несет на руках Александр. В свою машину. В эту спальню. В эту постель.
