Книга Модельный дом - Фридрих Незнанский

— И кухню вашу отведать.

— Ну-у, можно сказать, что и так.

— В таком случае двести коньяка и что-нибудь закусить на твое усмотрение. Да и вот что еще… Побыстрее! А то уже яйца сводит и в зубах ломота…

Когда Плетнева пригласили в трюмный отсек отжившей свои годы баржи, он не смог скрыть своего восхищения.

Последний публичный дом, куда он забрел много-много лет назад, будучи в Турции, мог показаться грязной и паскудной, забрызганной спермой собачьей конурой по сравнению с тем комфортом, в который можно было превратить проржавевший трюм. Удачно подобранная и столь же удачно расставленная мебель, призывно зазывающая раствориться в ней, небольшая стойка полуовального бара, уютно вписавшегося в угол, зеркальный журнальный столик с ярко иллюстрированными порнографическими журналами, телевизор с огромным плоским экраном. И все это обрамляли живые цветы в изысканных кашпо и цветочных горшках, среди которых выделялись искусственные тюльпаны, шикарные и практически неотличимые от живых.

М-да, хмыкнул про себя Плетнев. Этот бордель на Москве-реке дал бы сто очков вперед даже голландским публичным домам, не говоря уж о том же Стамбуле или других портовых городах. По крайней мере, фасадная часть. И назвать бы этот бордель на воде надо было не «Вирджиния», а «Огни Москвы», прославляя тем самым российскую столицу, многослойную, как огромный бутерброд.

— Сейчас к вам выйдут, — сказал сопровождающий Плетнева официант и негромко добавил: — Столик за вами. Если пожелаете, можете пригласить и девушку.

Кивнув клиенту, который явно пришелся по душе хозяину заведения, официант удалился, и Плетнев остался один.

Если верить завсегдатаям элитных публичных домов и борделей, к клиенту обычно выходила «мамка», зачастую исполняющая обязанности и роль администратора борделя, она же самолично представляла и девочек, оценивая в то же время возможности клиента. Все они были хорошими психологами, и такому бдению со стороны хозяев заведения были свои причины. Во-первых, никто не хотел нарываться на козлов, не желавших расплачиваться и начинавших базлать, словно на одесском Привозе. К тому же, под видом клиента, у которого зубы сводило от страстного желания отдуплиться, в бордель могли забрести и опера, чтобы сделать плановую «контрольную закупку». А бывали и такие случаи, когда развалившийся в кресле «гость» требовал обнажить груди предлагающих себя девушек. Те, естественно, повиновались, «гость» начинал возбуждаться, уставясь остекленевшим взглядом на соски, и в тот момент, когда надо было остановиться на какой-нибудь девахе, вдруг заявлял, что его никто не устраивает, и пулей вылетал из заведения, засунув руку в карман штанов.

Девочки заливались от радостного хохота, а хозяева заведения матерно ругались и сожалели, что Государственная Дума еще не удосужилась принять закон о привлечении онанистов к уголовной ответственности. Все уже знали, что будет с этим козлом дальше. Выскочив из заведения и все еще держа ручонку в кармане штанов, он пристроится где-нибудь за углом и дрожа от сладострастного нетерпения и будоража в памяти целый ряд больших и маленьких грудей, мысленно касаясь кончиком языка коричневых сосков, будет охать, стонать и дрожать, наслаждаясь картиной, достойной кисти Рубенса, пока не заскулит по-собачьи и не выбросит на черный асфальт или угол дома струю спермы.

Несчастные жители тех московских домов, где пригрелись неафишируемые публичные дома, справедливо возмущаются «заплеванностью» своих подъездов. Но знали бы они, что на самом деле это такое!..

В общем, хлебушек администраторов, хозяев и «мамок» публичных домов был нелегким, и приходилось держать ухо востро, чтобы не оказаться в пролете, не быть закрытым, а то и вообще не залететь под статью Уголовного кодекса Российской Федерации.

Мамка словно выплыла из двери, и Плетнев удивился, насколько же они все похожи друг на друга. Толстые и худые, красивые и уродливые, молодые и уже достигшие пенсионного возраста, они в тоже время имели что-то общее, порой почти неуловимое на первый взгляд, что выдавало общность их профессии.

— Впервые у нас? — спросила она, обнажив в улыбке добрую часть золотых запасов российского государства.

— Впервые, — учтиво поклонившись, приветствовал ее Плетнев.

Она поняла его намек и, видимо, по достоинству оценила. Из ее взгляда исчезло что-то настороженно жесткое, и все-таки она еще оставалась настороже, видимо, опасаясь незнакомого клиента.

— Рекомендовал кто? — как бы походя, поинтересовалась мамка, опускаясь в кресло напротив Плетнева. Потянулась было к пачке сигарет, небрежно брошенной на журнальный столик, однако Плетнев опередил ее, предложив свои, более дорогие.

— Приятель посоветовал. Давно уж хотел забрести на огонек, да все некогда было. Бизнес, работа. А тут вот решил расслабиться малость…

Явно удовлетворенная подобным ответом, да еще тем, пожалуй, что не надо ваньку валять пред понравившимся ей мужиком, мамка кивнула, выпустив красивую струю дыма, отчего ее розовый язычок призывно обнажился в полуоткрытых губах, и все так же негромко спросила:

— Выпьете что-нибудь?

— Пожалуй.

— Шампанское? Водка? Коньяк?

— Коньячку, пожалуй.

Она прошла к бару, стоя в пол оборота к клиенту, плеснула в бокал грамм двадцать коньяка, поставила его перед Плетневым. Он достал было из кармана бумажник, однако она успокаивающе коснулась его руки:

— Это потом. Кстати, вы наши цены знаете?

— Надеюсь, не дороже денег.

Она оценила эту его шутку, тем более, что уже видела пачку евро и американских долларов в бумажнике. А потом произнесла негромко, но уверенно:

— Будете довольны. Вам у нас понравится.

Она знала, что говорит, впрочем, и сам Плетнев в этом не сомневался. Из той заявки, которую Игорь Фокин предоставил в секретариат «Шока», можно было понять, что здесь ютятся не просто «временщицы», то есть дешевые, уличные проститутки, которые готовы работать на полную отдачу, денно и нощно, однако в настоящем сексе ничего не понимающие, а красивые молодые «профи», которые привлекают собой постоянных дорогих клиентов.

— Девочек приглашать?

— Пожалуй.

— Но придется немного обождать, — извиняющимся тоном произнесла мамка и тут же пояснила: — Еще не все готовы к выходу. Сами понимаете, и ноготки надо подкрасить и марафет навести.

И добавила, уже поднимаясь из кресла:

— Еще коньяка?

— Естественно.

В ожидании, когда появятся жрицы любви, Плетнев неторопливо наслаждался коньяком, думая о том, что не зря эти списанные, проржавевшие баржи облюбовали имущие москвичи и «гости столицы», пожелавшие расслабиться от дел своих праведных. Здесь все было если и не по высшему, то уж по первому классу — это точно. Что фасадная часть этого заведения на воде, которое язык не поворачивается назвать борделем, что напитки в баре. По крайней мере, коньяк оказался самым настоящим и был выше всех похвал. А ежели еще и здешние жрицы любви окажутся под стать коньяку…