Книга Бриллиант - Сара Фокс

— Был ли он замечен в замке после этого? — спросила я, с ужасом думая о том, что тоже видела это призрачное мифическое существо.

— Нет, молва гласит, что он пробежал по зубчатым стенам воя и крича, а пули проходили сквозь него. Но, конечно, глупо надеяться, что можно убить при помощи пороха того, кто уже мертв. В конце концов он просто растаял в воздухе.

Последовала новая долгая пауза, и на сей раз мама взяла инициативу в свои руки, переводя разговор в другое русло:

— Хорошо, возможно, теперь пришло время забыть о подобных страшных историях и в этот рождественский день подумать о более приятных вещах. Посмотрите, я принесла для всех вас подарки… — И она протянула рассказчику бутылку портвейна, чему он явно обрадовался, хотя не удержался и спросил:

— Тогда больше никаких духов, миссис Уиллоуби?

Кухарка получила три прекрасных вышитых носовых платка, Нэнси — лакированную расческу с выгравированными ее инициалами, Чарльз — пару кожаных перчаток, а я — черную украшенную бисером сумку с длинными шелковыми кисточками в виде бахромы, вышитую переплетенными серебристыми нитями.

— Мама, какая прелесть! — поблагодарила я, искренне обрадовавшись. — Теперь я должна принести свой подарок.

Поднявшись наверх, я, не дыша, вошла в свою комнату и взяла со стола сверток, который был тщательно завязан длинной красной лентой.

Я спускалась намного медленнее, волнуясь, какой может быть мамина реакция на мой подарок, и, пересекая прихожую, услышала слова Чарльза:

— …Это действительно прекрасная вещь, миссис Уиллоуби. Я представляю, сколько она стоит.

— О, ее ценность неизвестна, — ответила она, и, когда я вошла в комнату, мама кончиками пальцев нежно гладила руку Парвати. — Для зрителя, в первую очередь, важна красота. Но одно я могу сказать точно: для меня она определенно дорога.

— Я нисколько не сомневался в этом, — ответил он, и выражение его лица, как мне показалось, стало напряженным. Я почувствовала, и уже не впервые, что между хозяйкой и гостем существует некая натянутость.

— Иди сюда, — позвала кухарка, видя, как я стою поодаль, и таким образом прервав мои мысли и разрушив быстро сгущавшуюся атмосферу. — Покажи, что ты принесла для своей мамы.

Я протянула маме свиток. Мама мягко потянула завязки, наблюдая, как они падают на пол длинным каскадом. Она глубоко вздохнула, прежде чем взглянуть на то, что теперь было перед ней, и воскликнула:

— Алиса! Это прекрасно!

— Правда? Я не была уверена, что тебе понравится…

— Конечно же, разве могло быть иначе! — ее лицо снова озарилось улыбкой, и, когда и все остальные тоже взглянули на ее портрет, вокруг послышались возгласы всеобщего восхищения.

Я изобразила маму в профиль, ее волосы были заколоты, а вокруг шеи красовалась прекрасная серебряная цепочка, на которой висел большой яркий бриллиант.

— Это что-то невероятное, — пробормотала она, сжав бумагу в своей руке.

— Как ты уловила сходство, — присоединилась кухарка, — надо же, Алиса, я и не представляла, что ты такая талантливая художница.

Должна признаться, что я вела себя недостаточно скромно в тот день, преисполнившись гордости и будучи, очень довольной тем, что маме так понравился подарок.

Затем мы все вместе играли в старую игру «Тоби, Тотта и Рождественский пудинг», и, когда кухарка взяла карточку, на которой шеф-повар выпил весь бренди, вместо того чтобы добавить его в блюдо, все мы захихикали, хотя она разозлилась и, громко фыркая сказала, скорее он исчезнет в глотке ее мужа, чем в ее собственной. И тот не нашелся что возразить.

Некоторое время мы сидели тихо, но не как на одном из темных маминых сеансов, когда вокруг сжималось облако страдания и смерти, а в теплой компании, радовавшейся жизни и товарищеским отношениям, греясь у огня, радуясь теплу, румяневшему наши щеки и добавлявшему блеска глазам. Некоторые из нас постепенно начали дремать.

Но мама выглядела обеспокоенной. Подойдя к фортепиано, она начала играть милые, хотя иногда нестройные мелодии. К сожалению, музыка не была одним из дарованных ей Богом талантов. Кухарка подпевала ей сладкой трелью, не замечая любые неожиданно встречавшиеся ей модуляции и легко приспосабливаясь к ним, в то время как ее спящий муж аккомпанировал ей своим низким храпом. Когда меня попросили что-нибудь сыграть, я отказалась, зная, что мои неуклюжие пальцы ненамного искуснее маминых. Тогда ободренный Нэнси Чарльз с энтузиазмом занял мамино место на гобеленовом табурете, и инструмент зазвучал по-новому. Чарльз начал играть гимн «Рождественская звезда» и запел ясным, чистым баритоном; почему-то особенно выделяя некоторые фразы. На первых словах мистер Моррисон пробудился и присоединился к нему, хотя у него это получалось несколько менее удачно, нежели у его жены. Мама, напрягшись, отошла в сторону и поджала губы. Нэнси стояла очень тихо и слушала своего брата, мечтательно улыбаясь и рассеянно гладя лежавшие около нее на подносе серебряные щипцы для сахара.

Предвестницей утра златого

Сияла на небе звезда,

Под нею струилась дорога

К хлеву, где спали стада.

Там в яслях младенец блаженно

Ворочался в сладостном сне.

И слышалось, ангелов пение

Льется в ночной тиши.

И к изголовью кроватки

В знак вечной верности мы

Сложить мировые богатства

Были к рассвету должны.

Несли мы камней драгоценных

И золота яркого блеск

Ливан, благовонья и смирну

И жемчуга крупного снег.

Но тщетны все наши старанья.

Нет Ему пользы в дарах.

Милы Ему лишь упованья

О бедных несчастных рабах.

Последовала тишина, хотя в воздухе все еще звучал голос Чарльза и фортепиано. Чарльз продолжал сидеть на табурете к нам спиной, фалды его пиджака свисали со стула, темные волосы блестели при искусственном освещении, а его длинные тонкие пальцы еще парили над клавишами, пока мама не нарушила паузу.

— Браво, мистер Эллисон. Браво! Вы должны сказать нам, почему выбрали именно этот гимн.

Приложив кончики пальцев к подбородку, мама смотрела на него почти как Парвати, фальшиво и зло улыбаясь.

— И где, — спросила она, — вы научились так хорошо играть и петь?

Вопрос был неприятным и явно не имел отношения к его прекрасному владению инструментом. В нем слышался намек на социальный статус Чарльза.

Чарльз встал, обошел вокруг стола, на котором возвышалась богиня, и обратился к маме, стоявшей рядом с ароматным мерцающим деревом:

— Мой последний работодатель, весьма образованный джентльмен, преподавал мне основы игры на этом инструменте, но я, кажется, обладаю талантом играть на слух и, услышав мелодию раз, запоминаю ее навсегда. Я редко забываю даже нюансы, миссис Уиллоуби, несмотря на свое низкое происхождение.